В начале жатвы

— А зачем врать, если я того кузнечика в сене поймать хотел? — обидчиво твердил Янук.

— Поклянись!

— А зачем клясться, если она тоже слышала? — и Янук указал рукой в сторону Нины. — Она рядом со мной сидела и все слышала.

— И ты слышала? — спросил Кирик, широко раскрыв глаза.

— Нет... — пробормотала Нина, но взглянула на Янука и решительно заявила: — Слышала!

— В сене?

— В сене, — подтвердила она.

— Ну тогда, хлопцы, нам нечего с ними говорить, — сердито произнес Кирик. — Идемте! — и запылил босыми ногами по дороге, а вслед за ним направились двое его близких дружков.

День приближался к концу. Солнце стояло слева от дороги, за Днепром, над лесом. Справа уже висел над горизонтом бледный, еле заметный серп месяца. Жаворонки опускались с высоты и, похлопав крыльями, садились в рожь. От придорожных деревьев и кустов ложились длинные тени, со стороны Днепра потянуло вечерним холодком. Трое мальчишек быстро шли вперед, совсем не оглядываясь. До деревни оставалось километра два, и надо было поспеть к приходу с поля стада, чтобы помочь матерям загнать скотину в хлев.

Не спешили только Янук и Нина. Чтобы Нине не было скучно, Янук рассказывал ей самые различные увлекательные планы.

— Когда мы вырастем, то поедем в большой-большой город и будем там жить, — сказал он. — У нас будет очень красиво в комнате, и ты будешь печь мне настоящие коржики. Из белой муки. Хорошо, Нина?

Нина, которая считала за честь дружить с Януком, потому что его мать и отец — учителя, сразу согласилась.

— Хорошо, — сказала она, — поедем.

— Я тебе буду покупать конфеты и пряники, а мороженое мы есть уже не будем.

— Не будем, — снова согласилась Нина. — А может, Янук, кузнечик пел в животе?

— Нет, — авторитетно заявил Янук. — Это так показалось. Я сам слышал, что в сене. Он большой чудак, этот Кирик. Так мой отец говорит...

2

Солнце уже заходило, когда Кирик и его дружки — Антон и Славка — входили в деревню. На краю деревни они оглянулись. Янук и Нина медленно шли следом, о чем-то оживленно разговаривая. Вот Янук взмахнул рукой, и Кирик догадался, что он срывает васильки. Потом они будут плести из этих васильков венок, который Нина наденет себе на голову. Януку не нужно спешить, Нине тоже, ибо у нее немало братьев и сестер, и Кирик завидовал им. Однако он и виду не подал перед Антоном и Славкой.

— Завтра, хлопцы, пойдем ловить рыбу, — сказал он. — У нас есть бредень, отец разрешил взять. Пройдем по канавкам и озерцам — щупаков добрую торбу наловим. Согласны?

— Согласны! — выкрикнули Антон и Славка.

— А теперь я побегу, мне далеко.

С противоположной стороны деревни поднималось сизое облако пыли — это шли с поля коровы. Как всегда перед закатом солнца, по улице низко носились ласточки, навстречу им стремительно вылетали стрижи из-под круч. Под обрывом плескался Днепр, а дальше были луга, где даже и в эту пору стрекотали косилки.

Тяжело взмахивая крыльями, пролетел аист, и чувствовалось, что это был последний его вылет к криницам. Опустившись в гнездо на старой березе, он молчаливо выслушал клекот соседа и сразу же начал приводить в порядок перья на крыльях.

Хотя хата Кирика находилась посередине деревни, однако он успел вовремя — стадо только подходило, а Кирик уже стоял возле своей калитки.

В окне показалась мать, она осмотрела его с ног до головы, покачала головой, ласково улыбаясь. Кирик понял все: мать любит его и даже, возможно, гордится им.

Зорька, их черная корова со спиленными толстыми рогами и белым пятном на лбу, увидев свой двор, радостно замычала. Кирик открыл калитку. Корова почти бегом промчалась мимо него, и вслед за ней во двор влетел рой надоедливых слепней. Во дворе приятно пахло смолистыми дровами, уложенными квадратом. Корова остановилась напротив соней, поглядывая на дверь.

— Сейчас, Зорька, — сказал Кирик и побежал в хату.

Мать сидела на кровати, перед ней висела деревянная люлька, а в ней перебирала ручонками маленькая сестричка Анелька.

В руках у матери были спицы и чулок, который она спешила довязать. Возле порога стояло ведро с пойлом.

— Мама, давай отнесем, — сказал Кирик, — не то Зорька сейчас рогами в окно стукнет. А где дед?

— Ты про деда не спрашивай, — сказала мать, откладывая вязанье. — Ты лучше расскажи, где сам был? Я тебе разрешила гулять возле двора, а ты куда сбежал?

— Мы, мама, играли, — только и ответил Кирик.

— Жаль, нет отца, он бы тебя проучил. А волосы! И когда это я остригу ему волосы? — в отчаянии спросила себя мать и поднялась. — Не хватай ведро, слышишь? Иди садись! — и она, взяв со стола машинку, которую выпросила днем в школе, поставила посреди хаты табурет.

Кирик заплакал. Об отказе нельзя было и думать. Во дворе мычала Зорька, возле ног стояло ведро с пойлом, а посреди хаты ждала его грозная мать. Он молча сел на табурет, мать набросила ему на плечи старую простынку, машинка зачикала, и клочья его чудесных, вьющихся волос стали падать на пол. Щекотало в носу и под воротником.