В наши дни

Мороз, как обычно, в Вятке был сильным, но безветренным. С утра печки в школе жарко натопили. Из теплого класса интересно смотреть в окно: уткнув носы в меховые воротники, по улице спешат прохожие, пробегают покрытые голубоватым инеем, будто поседевшие лошади.

Нас мороз не страшил. Поглядывая в окна, мы дожидались той минуты, когда наперегонки побежим по домам и, забросив в комнаты ранцы и сумки, схватив санки, кинемся на улицу, словно для того только и созданную, чтобы по ней со свистом лететь вниз.

Наша учительница стояла за старой кафедрой и что-то нам диктовала, когда в класс вошла женщина в расстегнутом, подбитом мехом, кожане. Серый пуховый платок ее был спущен на плечи. Женщина двинулась к кафедре. Учительница вышла навстречу. Женщина в кожане что-то тихо сказала учительнице. Та замерла и побледнела. Повернувшись к нам, сидящим за партами, негромко сказала:

— Дети, инспектор губоно принесла горькую весть… Умер Ленин… Владимир Ильич. Наш вождь.

Мы были малы. Росли уже при Советской власти, не зная никакой иной. Ленин был для нас всем. Это благодаря ему люди в России стали равными. С ним Красная Армия победила белогвардейцев. Теперь наши отцы и матери больше не работали на хозяина, а строили новую жизнь, которую учил их строить Ленин. Мы это уже знали, и мы любили Ленина. Знали и то, что он думает о нас, детях. Он был далеко, в незнакомой нам Москве, но он наш.

И вот Ленина не стало.

Никто не шелестел страницами, никто не положил со стуком ручку с пером, которой писал. В классе сделалось так тихо, что за двойными рамами был слышен скрип шагов. Я сидел у стены в первом ряду, пересаженный сюда за болтовню на уроках. Я видел кожанку инспекторши. На ней еще не высохла влага растаявшего снега, а мне думалось — это еще не высохли слезы женщины.

В тот день нас отпустили домой раньше обычного, но по широкой лестнице бывшей гимназии мы спускались без шума и толкотни. Одевались не тузя друг друга. И домой не бежали сломя голову. Мы понимали: случилось то, чего не должно было случиться. Умер Ленин, и мы все притихли, словно осиротели.

Недели через две на углу улиц Коммуны и Володарского я купил журнал «Экран». На обложке его была помещена цветная картинка: в густом снегопаде по рельсам шел паровоз, убранный еловыми ветками и траурными лозунгами. Поезд вез гроб с телом Ленина. Его встречали люди в шапках и зимних пальто. Плечи их были покрыты снегом. Это были члены советского правительства. По очкам и бородке я узнал Председателя ВЦИКа Калинина.

Вятка, и так совсем не шумная, в те дни и вовсе притихла, но вот настал час похорон Ленина, и город наш отозвался скорбными звуками. Хоть и не много было тут фабрик, и не отличались их гудки мощностью, но в тот час в морозной тишине рыдания фабричных гудков плыли над застывшим в минуту молчания городом, печаль их голосов навсегда запечатлелась в моей ребячьей душе.

Я иду по улице Коммуны. За зданием начальной школы двухэтажное здание бывшей гимназии старших классов, называемое Школьный городок. Теперь оно выросло еще на два этажа. Здесь начало Театральной площади. По линии прежней улицы, отступя от Школьного городка, стоял маленький деревянный театр. Перед ним находился небольшой садик, а от него, строго напротив театра, несколько вниз шла улица Карла Маркса, о которой я уже рассказал.

Как не похожа эта нынешняя площадь на ту, что мне помнится. Все с тех пор будто сделалось меньше, только не эта площадь. Она просторна. С западной части перед гранитным многоколонным зданием дома Советов высится памятник вождю революции. Он приметен, этот величественный монумент из розового гранита. Думается, это один из лучших памятников В. И. Ленину, которые мне пришлось видеть. Чувство законной гордости за земляков испытал я, узнав, что памятник изваяла не какая-либо столичная знаменитость, а кировский скульптор Михаил Кошкин. Нет, не оскудела талантами земля вятская!

Не скверик теперь зеленеет посреди площади. Тут террасами расположился зеленый оазис. Посредине его бьет мощный фонтан внушительных размеров, фонтан с круглым каменным бассейном. За фонтаном, значительно дальше, чем когда-то стоял прежний театр, но по его же центру, в тридцатых годах высоко к небу взметнулся белый портик нового театрального здания. По принятой архитектурной практике тех лет, театр этот, выстроенный в 1939 году, несколько напоминает и московский Большой, и ленинградский Пушкинский, и все же архитектура его вызывает уважение к создателям. Поднялся он здесь как гигант среди пигмеев, явно не по масштабу площади и окружавших его домов. Но прошло время, и меняющая облик площадь (она еще не завершена) стала соответствовать масштабам театра. Не случайно ведь наискосок от него, на той же площади, оставлен пустырь за Художественным музеем. Нужно надеяться, и музей обретет здесь, в центре города, достойное его собрания помещение.