– Извините, но я не согласна в лабораторию для опытов, – с этими словами бесшумно вспарила к небосводу.
Блуждать в холодных водах не пристало такой больной. Приспуская кислород, нашла хорошее течение в направлении Города. Внизу мелькнула верхушка знакомого потухшего вулкана, значит, пора погружаться, там в глубинах ждет меня убежище: в теплоте, без воды мои раны разбухать не будут, должна выжить. Теперь я знаю свое предназначение, пусть и самое ужасное.
Теряя рассудок, добралась до грота, и снова меня поджидал сюрприз, будто предугадывая мое появление, стая гистамин заполнила все пространство, медленно поднималась из глубин. Это сезон миграционных атак, когда несколько выводков созрели и собираются в стаи, устремляясь вверх на охоту и размножение. В течение трех циклов они нападают на всех, кто попадается на пути. В это время вся живность жмется к холодному небосводу, афалии реже вылазят из своих убежищ, и только группами.
Отступать поздно, наверх не успею, кислород иссяк. Из всех сил рванула к пещере, живот подтянулся от голодовки и напряжения, набедренная повязка ослабла выпуская затянутые концы. Вначале гистамины просто плыли рядом, сгущаясь, затем резко облепили всю, сковав движения. Пришлось остановиться, кислород в крови исчез. Одним движением конечностей стряхнула больше половины наездников. Рывок вперед, и пещера в двух метрах. Снова живые оковы остановили.
– Гибу-у-ук! Вспомнила запрещенное Валерионом слово, выдавила последние остатки СО2
с кровью из легких, кислород давно в них отсутствовал.Гистамины в радиусе двадцати метров лопнули в одночасье, окрасив в розовый цвет воду. Голова слегка вспухла. Теряя силы, потянулась к краю карниза и соскользнула, наткнувшись на попавшуюся прилипалу, в это время десятки новых гистамин повисли на ноги.
– «Все, не успела, и вновь я коматозник, нет, на сей раз мертвец. Зря они толпой, одного я бы выносила, и был бы у меня воспитанник», – черным юмором отозвался внутренний голос.
– Мне бы еще разок крикнуть, да нечем.
Один гистамин и впрямь протиснулся под набедренную повязку, руки потянулись к ней, натыкаясь на десятки соратников. Гистамин, борясь с повязкой, как и в прошлый раз, довел меня до экстаза. Затем проник в брюшную полость, второй, третий, четвертый, на пятом остановились, остальные, как по команде, отцепились.
«Опа, оказывается у них есть мозги», – коматоз с блаженством затмил мой разум. – Кислорода не догадались мне подкинуть. Не быть мне…
Вдруг раздался оглушающий писк ультразвука. Гистамины бросились прочь, затем последовал толчок сзади… Просыпаюсь на краю пещеры: перед моими глазами стояла или лежала (примыкающие всегда лежат на брюхе) саламандра огненно-красного цвета.
– Час от часу не легче, – вздохнула я. – Оставила на завтрак?
Она прикрыла глаза, давая знать, что есть не собирается. Пошуршала рукой на поясе, нащупала крупного лангуста, которого прихватила с собой, проплывая мимо фермы, пока не было старика. Отцепила и бросила ей. Она открыла один глаз, раздвоенным языком ловко обвернула подарок, втянула в зубастую пасть, смачно чавкнула и проглотила. Зевнув во всю тысячезубую пасть, отвернулась и накрылась широких хвостом.
– Ну что ж, видно, это ты их и тырила из моей заначки, а меня, значит, оставила в надежде на дальнейшее сотрудничество. Ладно, будь по-твоему, я у тебя в долгу, следующий раз принесу целый мешок.
Прошлась мимо нее в дальний угол. Резкая тяжесть навалилась на живот, глянув на него, вспомнила о гистаминах.
– Так вот для чего ты меня оставила в живых, чтоб я, как суррогатная мать, выносила твоих детей.
Откатила камень, достала вязанку очищенного мяса лангустов.
– Держи еще, Повелитель гистамин, – бросила под самый нос ящерице.
Она, прижав лапой связку, принялась за трапезу. Через пять минут несколько килограммов исчезли в пасти. Вдруг, резко взмахнув хвостом, сбила меня с ног и прижала к себе. Сердце забилось, как платочек на ветру, но она как ни в чем не бывало продолжила лакомиться остатками мяса. Я осторожно погладила по шершавой коже. На ощупь она показалась даже мягкой, словно чешуйки обшиты бархатом, от тела дышало жаром, но дружбой надо дорожить, отстраняться не стала.
– Ну и как будем жить?
– Хр-р, Мур-р-р, – ответила саламандра, приоткрыв один глаз.
– Значит так, я буду тебе приносить лакомства, а ты объяснишь своим гистаминам, чтоб меня не трогали. Хотя они уже вряд ли тронут, – проговорила я, поглаживая вздутый живот.
– Ш-ш-хр, – лизнула в ответ горячим языком меня в грудь.
Неприятная резь от шевеления гистамин заставила согнуться и выдать стон.