– Проанализировал слегка структуру станции. Есть вывод. Это медицинский центр реабилитации больных с заболеваниями опорно-двигательной системой. В данном случае с Софэ, это авария. Тела помещались в инкубационные баки, где они могли сохраняться десятки лет, пока не появлялась возможность восстановить тело или пересадить разум в новое, по желанию клиента. Адаптацию производили в водах Европы из-за малой гравитации. Когда случился апокалипсис, инкубатор в автономном режиме продолжал последнюю заложенную программу воспроизводства тел, с постоянным циклом с конвейера отправлял младенцев, а по истечению сотен лет отправил все сохраненные тела из барокамер, которые прошли «реставрацию». Так появился народ Афалий.
– Что случилось, что они больше не рождаются? – спросила Софэ.
– Закончился запас биомассы. Он пополнялся из океана саламандрами, существами с менее низким умственным потенциалом. После того, как здесь афалии построили роддом, саламандры не смогли проникнуть в Лоно Матери для пополнения биомассы.
– Стой! А как же энергия? – встрял в разговор Архимед.
– Термальная станция. При отключении конвейера она стала в режим консервации.
– Так у нас будет энергия?
– Нет, чтобы ее расконсервировать, она должна закончить консервацию, это примерно год, плюс запуск полгода.
– В крайнем случае мы здесь не останемся навечно, – ревниво посмотрев с экрана на Софэ, произнесла София.
– Есть хорошая новость, – с ноткой грусти объявил Тёма. – Сканер головного мозга на медцентре пока не заблокирован, и слияние душ Софии и Софэллы доступно в течение трех дней.
– Это как? – переглянулись девчонки.
– Как, как. Софэлла надевает шлем, София присоединяет гибук в сеть. Одна получит память прошлых и настоящих лет, вторая – потерянное тело.
– А вы меня спросили? – встрепенулась афалия. – Свалились с неба и хотите запихнуть мне в голову разную всячину. Кто она такая? И с чего вы взяли, что это мое?
– София – это твоя память детских лет, то есть прошлой жизни, которую ты мучительно стремишься вспомнить, – попробовал пояснить ситуацию Тёма.
– А меня больше не будет? – хныкнула София.
– Я и так немного вспомнила, а там чужая память, – косо посмотрела на Софию афалия. Может, я не я, за которую меня принимаете.
– Подождите, то есть вы отказываетесь соединяться? Столько пережили в поисках возможности соединить вас и все это напрасно?! – взревел Архимед, глубоко вздохнул, выдохнул, добавил спокойно. – Софэ, ты ведь не станешь отрицать, что появлялась в гипере мне?
Нет, – с ноткой тревоги произнесла она.
– Здесь, на корабле, твоя ранняя память с небольшими дополнениями новейшей жизни. И когда мы совершаем гиперпрыжок, есть вероятность, что память из гибука вызывает тебя из твоего мира, ты выпадаешь там в свой коматоз. Полет заканчивается, и ты возвращаешься к себе под лед.
– Я помню, это было как-то странно, неожиданно, вроде плывешь и бац: бежишь по верёвке, просыпаешься – уже тонешь.
– Так почему я ничего не помню? – надув губки, сердито спросила София.
– Как ни было бы тебе больно, но ты – просто информация, а она живое существо, – Архимед отвел от нее взгляд и посмотрел на Софэллу, – так будете делать то, ради чего были все годы разлуки?
– Нет, мы не знаем, – хором ответили близнецы и встряхнули головой так, что волосы одинаково взлетели и опустились на плечи, словно это было перед зеркалом.
– Никто не собирается лишних удалять и решать, кто из вас этот лишний. Да и Софья со своей программой вновь станет хозяйкой в своем гибуке, – Тёма рискнул встрять в разговор. – София, тебя нет. Ты просто память Софэллы, то есть настоящей Софии, а ты без прошлого просто тело.
– А как же я? Вы меня спросили? – повторяясь, раз за разом возмущалась Софэ.
– Вот мы и спрашиваем, согласна ли ты принять свою же память с дополнениями и изменениями последних лет в голову. По сути, это как из тебя вынули бы мозг, а после двух лет его обучения вставили заново. Более того, Архимед у вас один на двоих.
Этот аргумент был наиболее весомый из сказанного выше. Звериный инстинкт соперничества за лучшего самца проснулся в Софэлле, подсознание, встретив свою идеальную копию, словно под гипнозом, перехватило ее поведение, эмоций, желания и образ Архимеда, как идеала (тем более, до него не знала любви). Взметнув головой, запа՚
х простыни на груди образовал глубокое декольте, уперев руки в талию, оголив бедро.– Это мое тело! И нечего подсаживать чужой разум ко мне. Зачем мужику ум без тела, лучше тело без ума.
– Подумаешь, тело! Я могу и круче, – выкрикнула в ответ соперница, преображаясь в варварку в узких шкурах на тонких веревочках, но груди вышли не соизмеримо большими по отношению к телу. Как я тебе, милый?
– Ха, да ты и впрямь пустая, – тыкнула пальцем в голограмму афалия.
– Это я здесь пустая? – взъерошилась София. – На корабле я ого-го, какая твердая, тьфу, настоящая. Почище тебя буду, правда, Архимед!?
– Если бы ты была не пустой, то он бы не кинулся на меня. Я лучше тебя, правда, Архимед!?
Обе девчонки пристально уставились на него. От их взглядов у Архи пересохло в горле.