В неизведанные края. Путешествия на Север 1917 - 1930 г.г.

Степан, хотя и местный житель, плохо знал Шаманский порог, и поэтому выше порога, в деревушке Закурдаевой, нам пришлось взять лоцмана. В этом глухом углу Ангары лоц маны не умели "держать фасон", как некоторые братские. Плохо одетый, невзрачный на вид крестьянин средних лет согласился сплавить нас через Шаманскую шиверу и порог всего за пятнадцать рублей. И во время сплава он держался просто, как будто исполнял обычную тяжелую крестьянскую работу.

Шаманский порог по своему происхождению приближается к Долгому. Здесь также пластовая интрузия траппа лежит почти горизонтально, но в то время как в Долгом пороге река прорезала траппы почти насквозь до подножия пластовой залежи, в Шаманском пороге прорезание траппов только начи нается, и пластовая залежь выступает на правом берегу над водой в виде террасы. Порог тянется на шесть с половиной километров и обладает крутым падением. Два плоских острова, Тунгусский и Ушканник, сложенные той же пластовой интрузией траппов, разделяют реку на две протоки: правую, главную, по которой производится сплав, и левую, столь же широкую, но летом почти безводную, с огромными плитами и глыбами траппа, заполняющими ее широкое русло. Между этими камнями — узкие струи; по протоке можно провести в малую воду небольшую лодочку, перетаскивая ее через камни.

Подплывая к Шаманскому порогу, мы увидели среди реки узкий и высокий каменный островок, который по его форме Назван Кораблем. Здесь нам пришлось пристать к берегу, чтобы вызвать из деревни Ершовой подводы: лоцман не ре шался сплавлять через порог груженый карбас.

В наплыве порога из воды поднимается небольшой Маячный камень, над которым в большую воду виден только водоворот.

Шаманский порог произвел на меня гораздо более сильное впечатление, чем Падун. С самого начала справа и слева на лодку обрушиваются большие волны, утесистые берега под ходят близко, и поэтому сильнее, чем в Падуне, ощущаешь быстроту движения. Наиболее страшное место порога — в се редине, против пролива, разделяющего два острова. Здесь огромные валы, так называемые Боярские, высотой более двух метров, обрушиваются на лодку хаотическими массами. Про ход через Боярские валы требует от лоцмана большого самообладания. Обернувшись в этот момент к корме, я увидел, что и без того напряженное и бледное лицо лоцмана еще более побледнело, и он вдруг вместе с рулевым веслом резко кач нулся за правый борт лодки. Оказалось, что лопнула доска, о которую лоцман опирался ногой, — доска, нашитая к борту, для зашиты от высоких волн. Она была взята в деревне из старых и полугнилых досок в усадьбе у лоцмана. К счастью, ручка рулевого весла была привязана веревкой к упругу (шпангоуту) и лоцман сумел справиться с рулем.

Нижнюю часть порога мы прошли без дальнейших при ключений, и река вынесла нас в могучие валы широкой "под порожицы", где лодку еще изрядно покачало. В Шаманском пороге, на протяжении всего сплава, в течение восемнадцати или двадцати минут, лодка непрерывно бьется среди яростных волн, и понятно, что Шаманский порог запоминается надолго. Я два раза сплывал по нему и до сих пор не могу забыть волнения, которое овладевало мной в этом диком пороге.

Но не всегда сплав проходит так благополучно.

Подъем по Шаманскому порогу еще более труден, чем спуск.

Во время постройки Сибирской железной дороги для подвозки рельсов с запада было организовано пароходство по Ангape. До Шаманского порога пароходы доходили своим ходом, с трудом преодолевая нижележащие пороги и шиверы. Но для подъема по Шаманскому и Долгому порогам пришлось заложить по дну реки цепи, по которым поднимался специальный пароход — туер. Навертывая цепь на барабан, туер поднимал пароходы на буксире. Падун, вследствие его крутого падения, оказался непроходимым для пароходов. Грузы ниже порога выгружались и перевозились до Братска на лошадях.

"Подпорожица" Шаманского порога славилась на всю Ангару, как рыбный садок. Сюда к осени собиралась красная рыба — осетры и стерляди, чтобы зимовать в глубокой яме под порогом. И вот осенью вслед за рыбой к Шаманскому порогу устремлялись рыбаки со всего среднего течения Ангары, чтобы ловить рыбу самоловами. Самолов — очень своеобразная снасть: это длинная веревка, к которой на коротких веревочках навязаны большие острые крючки с пробками, но без всякой наживки. Красная рыба, проходя мимо самолова и играя пробкой, зацепляется боком за крючок.

На этот осенний лов, как мне рассказывали ангарские крестьяне, до революции собиралось до трехсот лодок, и по этому был установлен строгий порядок ловли: промысел на чинался в назначенный волостным начальством день; рано утром все лодки выстраивались вдоль берега, и старт им давался по сигналу. Вся флотилия тотчас бросалась вперед, чтобы занять лучшие места, лодки сталкивались, отталкива лись веслами от соседей, опрокидывались.