В неизведанные края. Путешествия на Север 1917 - 1930 г.г.

Когда доходили до "подпорожицы", начиналась еще большая путаница: на длинной веревке самолова висят сотни острых голых крючков, и, сбрасывая самолов, рыбаки зацепляли иногда себя и соседей, самоловы ложились накрест с соседними, чужими; начинались крики, ругань и даже драки. Через десяток минут все кончалось, и только к вечеру самоловы проверяли.

Велико, очевидно, было стечение рыбы, если всем доставался изрядный улов. Этот хищнический промысел, который привел к истреблению красной рыбы по Ангаре, в советское время был запрещен.

Ниже Шаманского порога нам уже не нужен был лоцман: маленькие шиверы и бычки до Аплинского порога мы прохо дили сами. Из порогов нижнего течения Ангары следует упомянуть о Кашиной шивере, о которой у ангарских крестьян сложилась пословица: "Кашина шивера — Падуну родная сестра". При плавании вниз она не производит большого впечатления, хотя по обе стороны у берегов торчит из воды мно жество камней; средний слив между камнями "Боец" и "Лебедь" достаточно широк. Для подъема по реке Кашина шивера представляла всегда неимоверные трудности, так как вдоль берега большую лодку поднять нельзя, а для подъема в главные ворота не хватает ни бечевы, ни сил.

В XVII и XVIII веках много смелых русских людей сложили у этой шиверы головы. Обратимся к описанию Спафа рием его путешествия в 1675 году:

"...выше того зимовья есть Кашина шивера, и в том месте зело быстро, и по всей реке лежат каменья великие, а вода бывает мелкая, и дощаник не проходит. И стоят недель по 8 и больше. А только есть посередь реки ворота, и в те места дощаники проводят великими канатами, а тянут воротами, и протянуть не могут никоими мерами. И для того недель по 8 и стоят и дожидаются парусного погодья. А как парусного погодья не будет, и в том месте зимуют. А как тянут канатами, и с канатов людей срывает. И утопают в том месте много. И ниже той шиверы поставлены крестов с 40, а иные многие от пожаров погорели. А та шивера на полверсты..."

Следы древних вулканов

По описаниям моих предшественников, геолога М. Козицкого, который еще в 1848 году составил интересную геологическую карту среднего течения Ангары и верховьев Подка менной Тунгуски по своим исследованиям 1844 и 1845 годов; и по исследованиям геолога П. Яворовского, проплывшего в 1895 году по Ангаре, я знал, что на большом изгибе Ангары встречу интересные породы, совсем другие, чем в среднем тече нии. До сих пор в береговых утесах, кроме траппов, я видел лишь белые и красные песчаники и глины нижнего палеозоя (силура), но теперь мне предстояло войти в область сплошного распространения более молодых пород. Среди них преобладали серые, желтоватые и зеленоватые, довольно рыхлые породы с беспорядочным расположением обломков. Эти странные породы Козицкий определил как вулканические, то есть отложения, состоящие из выброшенных из вулканов пепла и обломков лавы. Яворовский отнес эти породы к осадочным. Одновременно для Нижней Тунгуски были получены более определенные данные: обработка собранных А. Чека новским в 1873 году пород, опубликованная в 1900 году А. Лаврским, доказала, что на Средне-Сибирском плоскогорье, кроме траппов, широкое развитие имеют вулканические туфы и туфо-брекчии того же состава. Кроме того, вокруг области этих туфов в песчаниках были известны выходы каменных углей.

Я ждал с нетерпением, когда же начнется эта своеобразная вулканическая провинция, самая большая по площади в пределах СССР. Хотя я знаком был уже с вулканическими породами по работам в Закавказье, в Боржоми, но здесь пред стояло изучить что-то совсем отличное и притом грандиозное по масштабу проявлений.

После Шаманского порога плавание наше по Ангаре сделалось очень спокойным, и можно было уделить все свое внимание изучению геологии. Перед устьем Илима мы сделали остановку у речки Каменной. На этой реке были найдены кости мамонта, и мне хотелось отыскать яры четвертичных отложений, в которых обнаружили эти кости, и изучить разрезы. По речке никакой тропы не было, и мне пришлось впервые в полной мере познакомиться с передвижением по глухой тайге. Сначала я старался итти вдоль русла реки, чтобы не пропустить какой-либо яр. Но это оказалось почти невозможным: пойма реки, или "наволок", как говорят в Сибири и на севере, была покрыта густым лесом. Особенно досаждали заросли кустов тальника, черемухи, ольхи, через которые было трудно пробраться. Я продирался в этих зарослях в течение часа, но, убедившись, что здесь за день не пройду и десятка километров, вышел на склон левого берега. Но здесь меня ждали новые препятствия: на большом протяжении хвойный лес выгорел, и пришлось пробираться через бесчисленные загородки упавших обгорелых деревьев. За весь день не удалось найти ни одного хорошего обрыва четвертичных пород, и, проделав около 25 километров, я вернулся к палаткам совершенно без сил, в разорванной одежде, весь в черных угольных полосах.