В ночь на Ивана Купала

Мужчина так посмотрел на Манюню, что та почувствовала, как вспыхнули жаром щёки.

— Нет-нет, — она попятилась. — Прыгают же те, кто вместе хотят быть навеки. Я… мне…

Подругу оттолкнула Ирина, ухватила незнакомца за ладонь и потянула.

— Зато я готова, — подмигнула она ему, обернулась и прошептала Манюне: — Трусиха!

А мужику словно всё равно было с кем прыгать, он тут же дёрнул за руку Иру и шагнул с ней к костру. Но путь им преградил Васька. Насупился. Руки в бока упёр. Подбородком вверх кивнул:

— Ты тут того самого. Не чуди. Я тут мужик и моих девчонок в обиду не дам. А ну, отпусти её! — ударил по руке незнакомца, в которой почти незаметно спряталась маленькая ладошка Ирки, и поиграл плечами, словно боксёр.

Незнакомец улыбнулся, сделал шаг от Иры и протянул руку Васе:

— Раз девчонкам не позволяешь, так сам со мной прыгни.

Ирка расхохоталась, а Васька побелел.

— Да ты… да ты… я ж тебе сейчас как заряжу в бубен!

***

Сплелись два мира и два времени. Трещал костёр, стучали спицы, скрипели ставни, сопели дети, а девушки поглядывали на незнакомца, так жаждущего оказаться в пламени.

Оказавшись без напарника по прыжкам через огонь, он расхаживал, бормотал что-то, посвистывал, словно звал кого-то. Причём из костра.

— Странный он, может, из психушки сбежал? — расплетала и заплетала обратно косу Манюня, устроившись поодаль, возле дерева.

— Да ну тебя. Может, он ролевик. Там где-то реконструкция идёт, а он первый раз в нашем лесу, заплутал, — присела рядом с ней подруга.

— Ну, Ирка, ты, конечно…

— Что?

— Злыдня, — Манюня закинула косу за спину, встала, стряхнула пыль, травинки.

— Я, может, и злыдня, а ты дурында, — ухватила Ирка подругу за подол. — Неужто и правда прыгнешь с чужаком через костёр? А Васька как же?

Манюня посмотрела на друга, влюблённого в неё с детского сада. Но сердцу-то не прикажешь, не видела она в нём возлюбленного.

— Хорошо, я готова, — подошла она к незнакомцу. — Я прыгну с вами, только…

Он склонил голову.

— Вы хоть имя-то скажите, а то… костёр же в эту ночь необычный, судьбы, говорят, сплетает.

— И ты веришь в это? — он взял её ладонь в свою и посмотрел в небесно-голубые глаза.

Она сглотнула комок, взгляд не отвела и прошептала, перебивая еле слышную чечётку зубов:

— Прыгай выше, держи крепче, думай дальше, знай, кто краше.

Васька дёрнулся было остановить милую сердцу, но откуда взялась коряга? Уронила парня к ногам Ирки, а та смотрела на Манюню и удивлялась:

— Откуда она слова такие знает?

Костёр затрещал, искры взметнулись, туманом заволокло поляну, где отдыхали ребята. Васька закашлялся, Ирка тёрла глаза. Пламя разгоралось, поднималось всё выше и выше.

— Чёрт, где вода? Надо тушить, — буркнул Васька. — Манюнь, ты там как?

Ирка побежала за костёр, отгораживаясь рукавом от обжигающего пламени, и вскрикнула.

— Что? Что там? — бросил всё и побежал туда же Васька. — Что с Маней?

Ирка и Васька замерли. На земле, скрючившись, лежала Маня, одежда исчезла, на коже виден пепел, видимо, одежда сгорела, и судя по всему, мгновенно, так как следов ожогов не наблюдалась. А из волос выглядывала…

— Это что, ящерица? — взвизгнула снова Ирка и спряталась за спиной Васьки.

Ирка смотрела на Манюню, на ящерку. А Васька оглядывался по сторонам.

— Ну и куда мужик-то ваш делся? А?

Манюня хлопала ресницами, ничего не понимая, Васька скинул рубаху, прикрыл подругу, скинул ящерицу и не заметил, как та побежала, ловко огибая костёр. и забралась на плечо к Ире, коснулась мочки уха, словно что-то прошептала.

— Ой, ребят. Вы простите меня. Загостилась я, мне пора.

— Куда? — в унисон спросили друзья.

Но Ира не слышала их, хвост тёмный распустила и протянула руку к костру, пламя взметнулось, искрами мужскую руку прорисовало. И… Жар поднялся такой, что Васька с Манюней зажмурились, а когда открыли глаза, на месте костра увидели только ящерку.

— Меня ждут. А вы будьте счастливы! Ваш мир прекрасен, но мой сердцу ближе.

***

Мали и Дин проснулись. Наверное, стук ставни их разбудил или… храп бабули? Она голову опустила, а руки не выпускали спиц.

— Давай подшутим? — предложил брат.

Тихонько высвободился из одеяла, спустился на пол, взял клубок и, распуская нить, принялся наматывать её вокруг стула, по комнате разбрасывал, на картины закидывал. А сестра наблюдала за подрагивающими ресницами бабушки и видела, как губы той зашевелились:

— Сплетай крепко, сцепляй надолго, где бы вы ни были, найдёте друг друга, узнаете, вызволите из беды, если только…

— Апчхи, — Дин выронил клубок, тот укатился под кровать.

— Ах ты, негодник! — бабушка встала с кресла и упала, запутавшись в нитях.

— Нэнэ! — закричала Мали. — Нэнэ, с тобой всё в порядке?

— Открой дверь, — прошептала старуха.

— Зачем?

— Открой, говорю я тебе…

Дети побежали наперегонки и завизжали, запустив в дом стужу и тех, кого так долго ждали.

— Ура! Ура! Мама с папой вернулись!