В ночь на Ивана Купала

Русалья смеётся и душит Юлину маму. Женщина бьётся как муха в паутине, цепляется ногтями за землю, хрипит и обмякает, как тряпичная кукла. Русалья садится рядом, вытирает руками кровавый рот и гладит свою жертву.

— Моя! Теперь моя! Цветок! Будет хорошо!

Она ловко копает под кустом небольшую ямку, затаскивает труп и убегает. Слышно, как песни поют на лугу, где-то ухает сова, в лесу перекликается молодёжь. А тёплый ветер гладит зелёный орешник, под которым лежит Юлина мама.

Через минуту русалья возвращается с кустом папоротника, открывает перепончатый кулак — там угольная пыль от цветка. Русалья посыпает этим сокровищем мёртвую женщину и причитает. Юля пытается выделить слова сквозь вой ветра, который появился из ниоткуда:

— Будешь новым цветком… Кто ищет, найдёт погибель… На крови не будет счастья… В покое… Я … свобода. Навсегда.

Русалья ставит куст папоротника на грудь Юлиной мамы и закапывает всё. Орешник с папоротником на секунду загораются синим светом и гаснут.

— Жди меня. Я приду в следующем году, — шипит русалка.

Слышен крик петуха, и солнце встаёт. Русалья превращается в дымку и исчезает. Юля присматривается к месту, чтобы запомнить его, и тут картинка пропадает, и Юля чувствует запах палёного мяса. Боль врывается в голову.

— Ай!

Юля лежит на земле, а рядом молодой чернявый парень опускает обожжённые ноги в ведро с ледяной водой. Молодёжь столпилась с одной стороны. Стоит гул, который не разобрать.

— Алё! Скажи что-нибудь? В больницу едем? — спрашивает парень.

— В больницу, ― повторяет Юля, ― не надо. Ай! Ты кто?

— Ян, — отвечает парень.

Юля садится и смотрит на ноги: кроссовки без подошвы и стопы в саже. Девушка проводит по волосам и кривится: неприятный запах становится ярче.

— Мама! — Юля вспоминает, что увидела. — Я знаю, где она.

— Нельзя, — говорит Тайя и командует Яну: — Меняй воду!

От Юли начинают отходить любопытные, и снова слышны песни, звуки прыжков, плеск воды. Девушка встаёт и пробует идти. Боль невыносимая, Юля падает на траву и плачет. Ян садится рядом и обнимает её.

— Всё будет хорошо. Я как увидел, что ты упала в костёр, следом прыгнул и вытащил тебя. Удивительно, что только стопы немного подгорели. Не переживай, заживёт!

— Заживёт, — эхом повторила Юля и вытерла слёзы. — Мне пора!

Она вздохнула, стиснула зубы, поднялась. Из середины оберега отделился серебряный луч, который превратился в дорогу.

— Нельзя, — Тайя вцепилась в руку. — Не вернёшься!

— И не надо, — крикнула Юля. — Скатертью мне дорога.

Юля ступила на серебряный путь, где под кустом ждала русалья.

— Моя! Теперь ты моя! — прошипела русалья и протянула руку, чтобы схватить девушку. — Ай, ё! Дрянь!

От руки русальи пошёл пар. Нечисть помахала рукой и пошла параллельно с Юлей. Русалье приходилось обходить деревья, пробираться через кусты, а дорога девушки была без препятствий.

— На месте, — пробормотала Юля, когда увидела цветок папоротника около орешника.

Невероятно притягательный оранжевый цветок с ярким ароматом ванили, который любила Юля. Амулет в руке перестал светиться, и дорога пропала.

— Не уйдёшь! — заголосила русалья и набросилась на девушку.

— Нет! — зазвенел голос матери.

Призрак не дал русалье прикоснуться к дочери. Юля остолбенела. Мама легонько поцеловала её в щёку и забрала амулет.

— Не смей трогать мою дочь! Ты что, не знаешь про заклятие матерей?

Белёсый призрак матери наступал на русалью, которая пятилась назад, прижимаясь к цветку папоротника, как будто искала там защиты.

— Так знай, — продолжила мама Юли, — если мать даёт себе клятву защищать ребёнка, то после смерти она остаётся и помогает. Нет ничего сильнее материнской любви.

Призрак взмахнула амулетом, как кнутом, и ударила русалью по руке. Та стала светиться тёмно-синим цветом. Русалья приложила к перепончатой руке цветок, и всё прошло.

— А я тебя не боюсь, — клацнула зубами она и пошла в наступление. — Ты призрак, дунешь — и нет тебя. Ха! Ху! — русалья дунула, и призрак пошёл рябью.

— М-мам! — Юля пришла в себя, упала на колени и заплакала. — Это ты, — вздохнула она.

— Я, — сказала мама и побежала глубже в лес, а следом — и русалья.

Цветок продолжал гореть. Юля подошла к нему, погладила бархатистые лепестки, засунула нос в жёлтую серединку и вдохнула приторный аромат ванили.

— Почему? — произнесла она вслух вопрос. — За что? Будь ты проклят! — крикнула она.

— Лят! Лят! — ответило эхо и добавило голосом бабки Таруськи: — Бяги, деванька!

Юля оглянулась в ту сторону, куда убежала мама, и на секунду замерла. Потом резко сорвала цветок и поспешила в сторону луга к костру. Поднялся сильный ветер. Деревья хватали за платье, за венок. Корни подставляли подножки и цепляли подол. Лес наполнился сначала стоном, а потом угрозами. Юля бежала и плакала, прижимая цветок к груди. Она опустила голову и старалась не слушать.

— У-у-у, дрянь! Цветок! — раздался нечеловеческий вопль русальи.

Юля ускорилась как смогла и уже вдалеке увидела свет костра. Осталось каких-то несколько минут, и она выйдет из лесу. И тут она споткнулась об очередную корягу. Цветок упал на землю и отскочил в сторону.