В новый день

Та парочка в подъезде заметила меня, и резко юркнули, как ошпаренные, в свою квартиру. как улитка в свою раковину. Они боялись меня. Я не испытывал к ним сочувствия. Вся эта мразь на дне была мне так же отвратительна, как лицемерные паскуды наверху. Они боялись, что я украду их деньги, чтобы вставить себе новые импленты, например, предсказывающих выигрышные номера в лотереях, или продлевавшие подписку к Сети — такое сейчас в моде. Прогресс на службе у человечества.

Он показал его суть.

Поглощать, поглощать — и не забыть рассказать всем об этом.

Раздался некий шорох, невнятное кряхтение — кто‑то, по всей видимости, пытался заговорить. Я остановился, чтобы прислушаться, но, несмотря на то, что издающий эти звуки изо всех крутил внутренний переключатель громкости — я все равно не понимал ни черта.

— Д-да…, — услышал я наконец.

— Дай м-н…

Они все хотят, чтобы им давали. Каждый имеет «право». У всех есть «привилегии». Даже умирающая собака имеет наглость чувствовать, что я ей что‑то должен.

Я наконец‑то понял, откуда идет звук, и было весьма забавно осознать, что это была вторая груда тряпья, про которую я сказал раньше. Я подошел поближе к источнику звука в надежде (или скорее чисто из любопытства) узнать что ему (или ей?) было надо. Однако, к несчастью говорящего, речь снова превратилась в нечленораздельный поток звукового мусора. Доигрался.

Несчастный выкидыш пост-пост-модернизированного общества позарился на дешевые нелегальные горловые импланты, которые, как обещают темные ребята из подворотен, усиливают эффект всей курительной наркоты, только вот проблема — штука гниет и ржавеет на раз-два. И ирония в том, что все это напичканное наномашинами курево лишь усугубляет коррозию металла.

А еще большая ирония судьбы заключается в том, что почти все нынешние наркотики несут и обезболивающий эффект (в том числе и тоник), и только солидный вклад в банковский счет «Отложенные страдания, esq» облегчит его нынешнее положение. Покупайте наши лекарства, чтобы получить скидку на новые лекарства. Побочные эффекты — придется покупать все больше и больше лекарств. Ха-ха. А еще он мог бы купить новый имплант и попросить сделать ему операцию ржавыми кусками лома у тех же темных ребят.

В общем, замкнутый круг.

И на все засранцам нужны деньги.

Они сами сделали этот выбор. Я не собираюсь им помогать. Я не прошу, чтобы помогали мне. Все, что я могу сделать — вышибить мозги тому, кто делают мою паршивую жизнь еще хуже. Я не собираюсь заниматься геройством. Мир и так слишком перенаселен. Пусть лучше эти тараканы жрут сами себя. Но это никогда не закончится. Наверху им там выгодно, чтобы оставалась всякая шваль, готовая жрать их импланты и дешевую наркоту и не думать ни о чем.

Не сказав ни слова, я развернулся и поторопился наружу. В конце концов, я оказался в заснеженном дворе, где стояли ржавые детские качели, болевшие артритом. Дети не качались на них. На улицах почти никогда не было детей.

Единственными источниками света был высоченный фонарный столб, лениво освещавший округу, а также пара-тройка звезд (кстати, большего количества на небе я не видел ни разу, только на фотографиях). Я бы с превеликой охотой полюбовался на снег в свете фонаря, но я не духовно богатая дева, встречающаяся с капитаном школьной футбольной команды, поэтому вот что я сделал — я просто достал еще одну сигарету, взял зажигалку и размашистым жестом, будто бы выделываясь перед кем‑то, зажег ее.

Куда же делась моя тревожная торопливость?

Из тьмы удавом выползает черный лакированный монстр. Он смотрит на меня своими ярко-желтыми глазами.

Тот самый Черный автомобиль.

Значит, за мной приехали. А я уж думал, что весь круг этот придется пройти пешком.

Вези меня к своему начальнику, Харон!

3

Стекло тонированного окна вежливо заползло в дверь.

— Доброй ночи! Садитесь, что Вы на морозе‑то стоите, — раздался с водительского места знакомый мерзкий баритон, приятный на слух — потому что этим водителям даже в голосовые связки вставляют улучшения, не те, что были у того дохлого упыря в подъезде. Хозяева любят, когда их игрушки круче, чем у остальных на дворе. Но мерзкий, потому что я знал, кто и о чем говорит этим голосом.

— Тебе ли знать. У тебя в заднице, наверное, не одна печка вшита.

— И вам того же.

Водитель лишь одарил меня эталонной, словно по чертежам спроектированной улыбкой:

— Смею заметить, нам незачем каждый раз устраивать этот цирк.

— Меня выгнали из труппы, а больше ничего не умею.

Он улыбнулся, но явно не над шуткой.

— Как всегда не лезете за словом в карман.

Затем с его лица стерлись все эмоции, кроме «залезай-иначе-я-заставлю-тебя»

— В машину.

Я был похож на ребенка, который с перемазанной шоколадом мордой клялся, что не лез он в холодильник — и все потому, что я на самом деле туда залез, точнее забрался — в эту самую машину. Так или иначе, у меня не было повода лишать какое‑нибудь похоронное бюро отдыха. Как я всегда говорю — врубайте свой электрический стул без лишних сантиментов.

Я молча сел возле водителя.

— Какая чудесная ночь, Вы не находите?