В новый день

Машина тихо гудела электронным двигателем, посасывая из бака синтетическое топливо, черным лебедем плыла по слегка усыпанному снегу асфальту мимо полчищ гадких утят. До центра была еще пара километров, а пока мы ехали, минуя горящие бочки, вокруг которых кучковались бездомные и те, кому не хватило денег на внутривенный компенсатор внешней температуры™ и кому все еще приходилось, «как дикарю», чувствовать холод; мимо плакатов и вывесок о победе в последнем военном конфликте «наших» с «ними»; о скидках на одежду и просьб устроить на работу за еду; о выборах в парламент и о самых заводных виртуальных проститутках (Никакого СПИДа! *обновите файрволл-имплант), о жилищной программе (Мне и моей семье ни к чему эти старые хибары! — гласила белиберда с биллборда белобородого от снега; смазливый потомственный менеджер держал на руках чужих детей и чужую жену); вдоль ресторанов и ночлежек; вдоль расставленных на каждом углу сторожевых псов и их киберсобак; вдоль уютных домиков, где живут дети с чипом под прививкой от оспы, через который в их мозг напрямую закачивается одобренная правительством школьная программа — больше никаких домашек, учителей, конфликтов на площадке со сверстниками, общение с которым в целом теперь и не нужно, ведь через тот же плод современнейшей инженерии им доступны круглые сутки развлекательные — хотя, на самом деле, отвлекательные программы.

Я не говорю, что все это плохо, что прогресс, которого мы достигли, сделал с нами что‑то ужасное. Вовсе нет — он просто открыл нам глаза на то, какие мы есть. В моем случае, я не был ни шокирован, ни разочарован. Вся подноготная homo sapiens мне открылась еще на войне, когда ты убиваешь не ради идеи или потому что веришь в то, что там все время говорят тебе высшие чины — ты просто хочешь вернуться в казарму, пожрать, поспать, и гори оно все синим пламенем. А что на войне, что в мирное время — люди различаются не так уж и сильно.

У вас бывает такое чувство, когда вам нужно что‑то сделать, и вы надеетесь, что любой из предварительных этапов (поиск в телефоне номера девушки, которая вам все равно не даст, причесывание перед собеседованием, само нажатие на курок) будет длиться вечно, и неминуемое не настанет? Так же и я думал, когда открывал дверь, делал 7 шагов до огромного остекленного входа в Главный Офис, гипнотизировал взглядом автоматические двери и так далее.

С другой стороны, может, это и к лучшему.

Шучу, конечно.

— Добрый вечер. Вас уже ждут. Лифт отвезет Вас куда нужно, не беспокойтесь. Всего вам самого лучшего, — прощебетала миловидная куколка на ресепшене. Блондинка с черными корнями, тонкие, но густые длинные волосы, голубые глаза, тонкие руки. Признаюсь, я долю секунды не мог оторваться от нее — уж до того хорошо работал у нее этот их новый чип, который транслирует тебе в мозг ту внешность, которую ты хочешь в человеке видеть. Не знаю, что заботило меня больше — подстроенная под мои вкусы иллюзия или попытки представить, какая она на самом деле.

Когда я это понял, мне стало страшно.

Она могла быть и автоматическим консультантом. Ее не было видно целиком, и черт знает, что у нее ниже пояса — может быть, ноги, а может и провода и шарниры. знает. Как там давным-давно говорили — жуткая… зловещая долина?

Слыхали?

До определенного момента все эти квадратные роботы, сошедшие прямиком с экранов 60-х, казались такими милыми, но потом, когда они стали подозрительно похожи на нас — но не на 100 процентов, то тогда‑то они и начали внушать вящий ужас и отвращение.

К чему это я?

Так вот — мы ее перепрыгнули. Поздравляем.

Я сделал несколько шагов в полном одиночестве, сопровождаемый лишь стуком ботинок об мраморный серый пол. На шляпу попало немного снега — я остановился, чтобы стряхнуть его. Нет, на самом деле, я остановился, чтобы постоять.

На стене даже не было кнопки вызова лифта. Но стоило мне подойти, как его двери открылись, словно глаз заспанного человека. Этот глаз увидел своего старого знакомого, что не предвещало ничего хорошего.

Ам.

Лифт проглотил меня целиком.

Темный матовый стерильный пол, потолок, панели, стенки, двери.

Кнопок не было и внутри — как заботливо с их стороны лишить меня невыносимых тягот принятия собственных решений. Мы думаем О вас. Хотите, будем думать ЗА вас? Но, может быть, это все потому, что единственное, что я умею принимать — так это убойные дозы виски в каком‑нибудь дешевом баре, где даже немногочисленные фикусы в потрескавшихся кадках вырабатывают сигаретный дым в обмен на углекислый газ.

Приготовьтесь к банальностям и пошлостям.

Настройтесь на лад «старых-добрых времен», когда все было нелепо и напыщенно.

А теперь послушайте.

Я помню, как я сидел с ней в одном из таких баров. Играла тихая музыка, кто‑то перебирал на легкие ноты на старом рояле. Это было еще до войны. Она сказала:

— Жаль, что таких дней скоро больше не будет.

На что я, закурив, ответил:

— Мы не можем вечно жить прошлым. Каким бы паршивым будущее ни было.