В объятьях олигарха

— Похлопотать мало. На жалость его не возьмешь. Надо внушить, что если он даст отсрочку, это будет выгодно для него во всех отношениях — и в моральном, и в практическом. Тут есть нюансы. Представьте дело так, будто этот эпизод станет одним из ярчайших в книге, засвидетельствует его сверхъестественную проницательность и сердечную доброту. Взял и помиловал якобы предателя. На это способен далеко не всякий. Убедите его в этом, Виктор, вы сумеете, вижу по глазам. Поручитесь за меня, в конце концов. Миллион, Виктор! Когда еще представится такой случай?

Обмотанный проводами, с прилипшим окурком на губе, с пятнами крови на щеках, с безумно сверкающими глазами, маленький и жалкий, коммерческий директор, честно говоря, нравился мне все больше. Он не мог не понимать, что обречен, что жить ему, возможно, осталось всего ничего, считанные часы, но отчаянно сопротивлялся. Его ловкий умишко напряженно искал лазейку к спасению. Дитя смутного времени, в некотором философском смысле он был мне родня. Разница лишь в том, что он успел присосаться к трубе, выкачивающей жизненные силы из миллионов руссиян, а я нет. Присосавшись к трубе, он перешагнул в элитное сословие, а я остался с теми, кому предназначено стать унавоженной почвой, на которой пышно расцветет новый мировой порядок. Каждому свое, сказано у апостола. И там же сказано, что каждому воздастся по его делам. Ни вчера, когда он жирел и купался в шампанском, ни тем более сегодня, когда расплата приблизилась вплотную, я ему не завидовал, но «сочувствие имел». Мне было стыдно смотреть в его буйные, молящие, озорные глаза.

— Зосим Абрамович, скорее всего, вы не поверите, если я скажу, что мне наплевать на миллион. Что готов и так сделать все, что в моих силах, чтобы отвести беду. Но вы не сказали ничего конкретного. Только общие слова. Вряд ли это подействует на Леонида Фомича. А вот если бы вы…

Окурок прижег губы, и он выплюнул его на пол вместе с кровяным ошметком.

— Конкретного? Пожалуйста… Назовите ему два имени — Жорик Маслов и Витторио Альманде.

— И что дальше?

— Ничего. Проследите за реакцией. Если клюнет, добавьте: вся документация, связанная с этими людьми, хранится в надежном месте.

— Если это так важно, почему же вы не сказали об этом тому же Жучихину или Гарию Наумовичу?

— Это секретная информация, о ней не должен знать никто.

Зловещий подтекст, прозвучавший в последних словах, он уловил одновременно со мной, и поспешил поправиться:

— Нет, нет, вы не так поняли, Виктор… Конечно, я бы сказал. Но надеялся, Оболдуй соизволит лично поговорить со мной. Однако ошибся. Видимо, многолетняя дружба для него пустой звук. Не соизволил. Отдал на растерзание опричникам. Да-с. Печальный урок для такого романтика, как я.

Из–за ширмы донесся зычный голос генерала:

— Ну что там, сынок? Прислать Купона в подмогу?

— Прошу вас, прошу вас, Виктор! Миллион зеленых. И это только начало, — прошелестел, простонал Пенкин, и из его глаза — о Господи! — медленно выкатилась слеза, похожая на смолистый подтек на древесной коре.

Я вернулся за ширму, бодро доложил:

— Лед тронулся, господа. Кое в чем он признался, но только для личной передачи боссу.

Ассистенты мирно дремали, привалившись к стене. У Гария Наумовича тоже был довольно осоловелый вид, и лишь генерал, казалось, обрел второе дыхание. Чокнулся со мной серебряной стопкой.

— Что же такого он тебе открыл, сынок, чего мы, грешные, не знаем?

— Да, да, поделись, Виктор Николаевич, — вяло поддержал юрист.

— Конфиденциальная информация, — важно ответил я.

— Ах, даже так? — Гарий Наумович встряхнулся, усмешливо переглянулся с генералом. — В таком случае спорим на сто баксов, сам отгадаю.

— Откуда у меня такие деньги?

— Ха–ха–ха, остроумно… Нашим так называемым творческим интеллигентам, — пояснил генералу, — нравится изображать обездоленных. Этим они подчеркивают свою близость к народу. Хорошо, Виктор Николаевич, отгадываю за бесплатно. Небось наплел про Жорика с Аль- мандой? Да?

— Вы все слышали?

— Не без этого. — Юрист самодовольно усмехнулся и подмигнул Жучихину, который, в свою очередь, зачем–то подмигнул мне. На мне это дружеское перемигивание пресеклось. — Не без этого, уважаемый писатель, но суть в другом. Знаешь, кто такие эти Жорик с Аль- мандой?

— Откуда же?

— Это, брат мой, чистое фуфло. Фантомы, призраки, возникшие в воспаленном воображении Абрамыча.

— Мерзавец! — вставил генерал, разливая водку.

— Нет, не спорю, — продолжал Гарий Наумович, блаженно щурясь, — прежде, года три назад, эти персонажи существовали в реальном мире и даже занимали солидное положение в «Голиафе». Скорее всего, вместе с Абрамычем начинали прокручивать свои мерзкие делишки…

— Подлецы! — буркнул генерал и, не дожидаясь нас, опрокинул стопку.

— Но в один прекрасный день оба они, так сказать, растворились в нетях. Улавливаете, Виктор Николаевич?

— Не совсем.

— Не удивляюсь. Мы и сами, будучи рядом, не совсем тогда поняли, что произошло. В некотором роде мистическая история. Помните, Иван Иванович?

— Отпетые негодяи!