В объятьях зверя (СИ)

Елена внимательно слушала его, и в этот момент ей казалось, что он снова стал чуть ближе, потому что она понимала, что он чувствует: она точно так же любила Сент-Огастин.

Разговор прервал звук входящего вызова. Деймон потянулся к смартфону и, бросив беглый взгляд на его экран, в следующее мгновение разблокировал его.

— Привет, мам.

Деймон разговаривал с Изабеллой около десяти минут. Судя по его ответам, она беспокоилась о его самочувствии, спрашивала о работе и о планах на выходные. Они обсуждали какие-то мелочи, Деймон тоже спрашивал ее о последних новостях. Казалось бы, обычный разговор сына с матерью, но Деймон вел себя очень сдержанно и, было видно, был напряжен. Разговоры с родителями для Елены были совсем не такими. Судя по всему, мать Деймона даже не знала о том, что у него начался отпуск, а на все ее вопросы по этому поводу он ответил расплывчатой фразой о том, что, наверное, полетит с друзьями в Майами. Елена списала его нежелание рассказывать что-то Изабелле на стремление скрыть свое местоположение от семьи, чтобы Стефан ни о чем не узнал, но в глубине души все равно осталось какое-то странное ощущение дискомфорта. Это чувство лишь усилилось, когда Елена услышала сухой вопрос Деймона: «Как Грейсон?», и она даже не знала, что для нее было более странно: то, что Деймон называет отца по имени или что заданный им вопрос прозвучал настолько холодно, что со стороны понять, что он спрашивает об отце, было невозможно.

Спустя несколько минут, попрощавшись с матерью, Сальваторе положил трубку.

— Деймон, а… Можно тебя кое о чем спросить? — облизав губы, несмело произнесла Елена.

Брюнет кивнул.

— Если не секрет, почему ты никогда не называешь Грейсона отцом?

Реакция Деймона была неожиданной. Он поджал губы и, крепче сжав руль, с шумом выдохнул. Было видно, что вопрос Елены задел его и напомнил о чем-то. В этот момент она осеклась, и в голове пронеслась мысль о том, что, возможно, задавать такой вопрос было не лучшей идеей: в конце концов, она не была в курсе всех перипетий жизни семьи Сальваторе, и ее это вообще не должно было касаться… Но отступать было уже некуда.

— Он тоже не горит желанием называть меня сыном, — с саркастической усмешкой наконец ответил Деймон.

В его голосе звучала невообразимая обида, за которой скрывалось еще худшее — боль.

Елена отвернулась к окну и, не моргая, смотрела на проплывавшие мимо пейзажи. Внутри нестерпимо больно защемило.

— Вы ведь самые родные друг другу люди… — еле слышно произнесла она.

Ее голос звучал несмело, но в нем слышалось отчаяние, будто бы она уже поняла, в чем было дело такой холодности между отцом и сыном, и очень хотела как-то это исправить, напомнить Деймону о чем-то очень важном.

Деймон взглянул на девушку, она повернулась к нему, и их взгляды на мгновение встретились.

— Елена… — Сальваторе мотнул головой, словно бы силясь подобрать слова, с помощью которых он мог бы все рассказать так, чтобы она поняла, но будучи не в силах сделать это. — Это сложно объяснить. Я, правда, наверно, не смогу это сделать.

— Знаешь, Деймон, — задумчиво произнесла она. — Если это какие-то обиды… Бессмысленно тратить на них свою жизнь. Она очень быстротечна.

Внутри от слов Елены у него все сжалось, потому что он понимал: она знает, о чем говорит. Он был поражен: она не знала ничего о его отношениях с отцом, но точно поняла то, что он чувствует сейчас. Деймон хотел ей что-то ответить, но сказать уже ничего не смог.

К удивлению Елены, день прошел практически незаметно: за разговорами время летело с невероятной скоростью. С Деймоном оказалось возможным поддержать разговор почти на любую тему: они с Еленой обсуждали фильмы и любимую музыку, Сальваторе рассказывал ей о своей страсти — машинах, а она ему — о последних новостях в мире медицины. И слушать об этом им обоим было одинаково интересно.