В объятьях зверя (СИ)

Елена выбежала из дома, и в этот момент ей показалось, что перед ней открылась не одна оживленная улица, а несколько дорог, казавшихся необъятными: этот город был ей совершенно незнаком, и куда ей идти, она не знала. Шум автомобилей, звук клаксонов, веселые крики детей, доносившиеся из дворов, громкий смех студентов, судя по одежде, направляющихся на пляж — все смешалось в один большой гул. Елена убежала, словно ребенок, даже не имея мыслей по поводу того, что теперь будет делать дальше, не чувствуя под собой земли, — главное, чтобы подальше от Деймона. Внутри все горело. «Зачем ты ему поверила? Чего ты ждала?» — кричал внутренний голос. Это было больно, но Елена понимала, что Деймон, несмотря ни на что, был прав во всем. И когда он сказал, что он свободный мужчина и имеет право делать все, что захочет, и когда говорил, что они с Еленой друг другу никто… И когда приравнял ее к проституткам. Она действительно легла в постель с мужчиной, о котором не знала ровным счетом ничего, ради призрачного шанса на нормальную жизнь. Все их отношения действительно были сделкой, только Деймон платил ей не деньгами, а… Надеждой. И сейчас он же ее растаптывал. Вопреки всему, он оказался единственным, кто смог забрать ее из ада, в который Стефан превратил ее жизнь, и помог вдохнуть спокойно впервые за долгие месяцы, не вздрагивая от посторонних звуков и не ожидая очередного удара. С ним она вновь начала смеяться. В памяти почему-то промелькнула их поездка. Их долгие разговоры в дороге, шутливые споры и рассказы об университетских годах, волшебные два дня в Чикаго и Лас-Вегасе, которые ей подарил Деймон… Он постепенно отучал ее засыпать без него, и она привыкала к нему, сама не замечая, как тесно переплетаются их жизни. В эти дни она увидела в нем человека — причем того человека, который вызывал у нее уважение и сострадание. После этого поверить в то, что Деймон действительно может помочь, становилось очень легко. А теперь все исчезало, как туман. Он не скрывал от нее то, кем она для него является, — кукла с внешностью любимой. Без чувств, без собственного мнения. Мягкий пластилин, который должен принять ту форму, которую захочется ему. Она сама согласилась на это, и, наверное, такое поведение Деймона было не слишком удивительно. Но ведь не всегда можно следовать лишь по прямой. Неужели у него действительно ничего не екнуло, когда он вышвырнул ее ночью за дверь? Видимо, нет. Он был пьян, но обо всем говорил вполне осознанно. Тогда сможет ли он вообще понять ее боль? Едва ли. Просто не захочет. И если вдруг он просто потеряет интерес к этой непонятной игре, которую затеял он сам, чего ему будет стоить выставить ее за дверь еще раз — только уже навсегда? Забыв о ней и о своем обещании, как о сне, который мог присниться накануне

В голове молотом стучал лишь один вопрос: что делать дальше? Возвращаться в Нью-Йорк? Ехать в Сент-Огастин и там попросить о помощи друзей? Денег в кошельке вряд ли даже хватило бы на билет.

Елена не знала, сколько кварталов прошла, не обращая внимание на проходящих мимо людей и вывески магазинов, баров и ресторанов, но такая прогулка пошла ей на пользу: ей удалось более-менее успокоиться, она перестала плакать. По ощущениям прошло не меньше часа. Лишь боль в спине заставила ее сбавить шаг и, свернув в один из дворов, очень похожий на тот, что был около дома, в котором жил Деймон, присесть на скамейку. На детской площадке играли малыши, а из песочницы слышались звонкие голоса:

— Жияф!

— И куица!

— А есе велблюд!

Девушка повернула голову в сторону песочницы и увидела троих детей — двух мальчиков и девочку — они были, может, на несколько месяцев старше Никки и лепили из песка забавные фигурки животных с помощью формочек, с нескрываемым восторгом наблюдая за тем, что у них получается. Сердце заболело. Никки… Елена не видела ее почти четыре месяца. Как она сейчас? Какая она? На фото, которое показывал ей Деймон, Никки была совсем не похожа на ту себя, какой Елена видела ее в последний раз. Тогда она была совсем крохой, не умела ходить и лопотала что-то на своем, понятном только ей языке. Но Елене все было понятно и без слов, когда она заходила в детскую, и ее дочка начинала заливисто смеяться и проситься на руки, прижималась к ней и неловко целовала в щеку. А сейчас она совсем взрослая… Наверняка уже не ходит — бегает. Может быть, Никки уже начала говорить. Каким было ее первое слово? Наверное, «папа». Елена всегда мечтала увидеть, как ее дочь сделает первый шаг, услышать, как она называет ее мамой… Сейчас Стефан заменил ей обоих родителей, и вряд ли она даже знает слово «мама». А вдруг она называет кого-то мамой? Того человека, который действительно ей ее заменил… От мыслей об этом сердце разрывалось на части. По сути, и на сделку с Деймоном Елена согласилась только ради того, чтобы он помог вернуть ей Никки. Какие бы зверства Стефан ни учинял, сильнее всего Елена сейчас боялась именно того, что больше никогда не увидит свою дочь. Неужели Деймону плевать даже на это?.. Он ведь сам когда-то мечтал стать отцом…