В объятьях зверя (СИ)

За окном уже третьи сутки шёл проливной дождь: холодный, неприятный, оседавший на волосах, одежде, лице. Холод пробирал до костей и, несмотря на то, что дома было тепло, Елена дрожала так, словно бы находилась сейчас на улице, одетая в тоненькое летнее платьице. Однако трясло её не только из-за этого. По её телу будто бы проходил сильный разряд тока, потому что в соседней комнате с кем-то из знакомых семьи Гилберт, позвонившего принести соболезнования, разговаривал Стефан. Он благодарил за слова поддержки и говорил, что в эти дни погода скорбит о таком светлом человеке, каким был Аларик. Он просил прощения за то, что Елена не может поговорить лично: мол, слишком тяжело она переносила такую внезапную смерть любимого дяди. Стефан говорил это всё, и его голос дрожал так, словно бы он сам потерял в тот вечер близкого человека.

Но именно он отдал приказ убить его.

Конечно, об этом не знал никто, кроме обитателей дома Сальваторе: Елены, Тайлера, Энзо и самого Стефана. Фраза «Ты знаешь, что с ним делать» словно бы пулей прошла сквозь Елену, пронзив болью и отчаянным страхом каждую клеточку её тела. Но она не могла представить, что именно имел в виду Стефан, произнеся эти страшные слова.

Труп Аларика нашли неподалёку от особняка, в котором жили Елена и Стефан. Якобы «обнаружив» его, Сальваторе сам позвонил в скорую помощь и полицию. Всё было выполнено кристально чисто, как выразился бы какой-нибудь следователь, если бы узнал о реальных причинах трагедии: рядом с телом Рика был пистолет, на котором нашли отпечатки его пальцев, глубина прохождения пули в виске соответствовала расстоянию, на котором обычно держит пистолет самоубийца, готовясь пустить самому себе контрольный в голову (когда он, иначе говоря, просто прижимает дуло к виску), поза мужчины тоже не вызвала у полиции подозрений, что смерть была насильственной. На теле Гилберта не оказалось даже следов от борьбы, которая завязалась между ним и Тайлером ещё в доме: Локвуд специально держал его за плечи, чтобы не оставить кровоподтёков на шее, а удар в висок, которым он его наградил, когда пытался увести, не был сильным, к тому же, выстрелил охранник впоследствии именно в тот самый висок. Конечно, скрыть следы было бы гораздо труднее, если бы Аларик в момент, когда Тайлер вывел его из помещения, был в сознании, но Локвуд предусмотрел всё: он стрелял в него, когда тот только начал отходить, поэтому удалось избежать и криков, и повторной драки.

Полицейским и прокуратуре было далеко не на руку заводить очередное уголовное дело, которых в производстве всегда было в избытке. Тем более без видимых доказательств. Тем более, если в нём была замешана известная в городе фамилия Сальваторе. По кодексу шериф опросил всех, кто находился рядом с Алариком в последние дни, — Стефана, Тайлера и Энзо. Опросить должны были и Елену, причём в первую очередь, как ближайшую родственницу, но этого не произошло: Стефан ясно дал понять, что сейчас она не готова давать никакие показания из-за своего психического состояния и, увидев, как она билась в истерике и кричала, когда муж всё-таки привёз её в отделение, сердобольный шериф счёл слова Сальваторе правдивыми и пожалел девчонку. Он был уверен, что и без её показаний уже всё было очевидно.

Стефан не позволил Елене даже уехать на похороны, лишь позаботился о том, чтобы тело Аларика перевезли в его родной Сент-Огастин. Теперь он не скрывал от жены свой истинный облик, и слежка за ней продолжалась двадцать четыре часа в сутки: из дома она могла выйти только со Стефаном или в сопровождении Тайлера и Энзо, дома кто-то из охранников тоже постоянно был поблизости.

Для Елены эти дни стали настоящим безумием. Поняв, что произошло с Алариком, она почувствовала, как внутри вспыхнул дикий огонь — это была нестерпимая ненависть. Но с ней в её сердце удивительным образом переплеталось совершенно иное чувство — надежда. Надежда на то, что всё совершенно не так. В сознании Елены по-прежнему будто бы существовали два Стефана. Первый — её муж, добрый, светлый, любящий. Второй — лютый зверь, готовый перегрызть глотку любому, кто перейдёт ему дорогу, сущий дьявол в обличье вихрастого парня с бездонными изумрудными глазами. И больше всего на свете ей сейчас хотелось верить в то, что второго на самом деле нет, что всё это просто страшный сон, который скоро закончится. А первого она по-прежнему любила, потому что в её сознании его образ никак не был связан с тем, что этот человек творил сейчас.

Елене казалось, что она начинает сходить с ума. По вечерам у неё стала подниматься температура, а по ночам её знобило. Дни начали сливаться в единый поток, окрашенный красным цветом крови на руках Стефана, которая иногда оставалась на них после его побоев. Быстро пришло осознание того, что помощи ждать неоткуда: в глазах каждого человека, который его знал, Сальваторе был любящим мужем и отцом, человеком с огромным сердцем, готовым помочь в трудную минуту, чего бы ему это ни стоило.