— Что это? — удивилась Маррей. — Брачные браслеты?
— Да, — ответил Рейван, придвинув их к ней.
— Нет, Рейван. У меня есть муж…
— Я победил твоего мужа. Примерь браслет, Маррей.
Лицо её побледнело сильнее прежнего.
— Рейван… — сглотнула она.
Почувствовав её тревогу, он заволновался. Глаза его заблестели.
— Ты мой свет, Маррей, — прошептал он. — Ты единственное тёплое и чистое, что есть у меня. Будь со мной!
— Быть с тобой — всё равно что ходить зайцу в паре с волком, Рейван… Ты сошёл с ума! Я жрица, а ты кзорг. Мы не можем быть вместе.
Он смерил Маррей непонимающим взглядом и взял за руку.
— Можем, — произнёс Рейван с надеждой. — Я хочу, чтобы ты была рядом. Как прошлой ночью.
Маррей покачала головой и отвела взгляд, отвергая его предложение.
Страх лишиться её оказался сильнее разума и сильнее его любви. Резко поднявшись, Рейван оказался над Владычицей и властно прижал её к себе. Её запах окончательно одурманил его — он впился губами в её шею.
— Мы сможем, — хрипло сказал он.
— Пусти! Я уйду! — выкрикнула она, пытаясь вырваться из его рук.
Волосы Маррей от борьбы спутались и засыпали её лицо. Рейван понял, что поступает недобро, но страх лишиться любимой оказался сильнее желания быть хорошим.
— Пусти меня! — взмолилась она.
Продолжая удерживать Владычицу одной рукой, Рейван стянул с себя ремень и связал им Маррей. Она, сопротивляясь, толкнула ногой стол, и тот с грохотом завалился на бок. Браслеты, лежавшие на нём, глухо покатились по полу.
Рейван грубо посадил Владычицу на скамью.
— Я не дам тебе уйти, — сказал он.
— Ты ужасен! Ты ничем не лучше Вигга! — прошипела Маррей.
Рейван притянул Владычицу за подбородок и облизал ей щёку. В глазах его, налитых кровью, горело безумие, похоть и невозможное одиночество.
Оставив её одну, связанную, Рейван, будто пьяный, сошёл с крыльца. Ноги его путались и не чувствовали под собой тверди. Он ощутил знакомый гул в голове, перед глазами всё поплыло, и он упал в сугроб. Снег под ним окрасился в багровый цвет. Рейвана вновь рвало, но на этот раз чёрной кровью, а из глаз от боли текли кровавые слёзы.
Один из воинов подбежал к нему, а следом приблизились ван Арнульф и Тирно.
— Что с тобой, Эйнар? Владычица отравила тебя? — спросил разъярённый Арнульф, помогая вождю подняться.
— Нет! — прорычал Рейван, оттолкнув Арнульфа. — Позови сюда Тирно.
— Я здесь, — отозвался рудокоп.
— Сторожи её! — Реван схватил его за ворот и притянул к себе. — И отпусти лишь в том случае, если я погибну.
— Понял, Эйнар.
— Где Лютый? Найди его мне, — Рейван сделал шаг в сторону главного дома и вновь зашатался.
Тирно подхватил его, но не удержал, и оба они повалились в снег.
— Лютый ушёл к набулам ещё ночью, — сказал, тяжело дыша, рудокоп. — Он надеется пробраться в их лагерь и вызволить её.
Рейван набрал в рот снега, пожевал его и выплюнул.
***
Воевода ещё издали увидел холм, на котором высился набульский лагерь. Его озаряли отблески костров, горевших за частоколом. Ночь была темна, Лютый подошёл к самым стенам, уверенный, что останется незамеченным.
«Чёрные ублюдки постарались на славу, — подумал он, осторожно ступая вдоль укреплений. — Стен понаставили, твою мать! Если Рейван пойдёт на штурм, то многие тут и останутся».
Лютый искал любую щель, чтобы заглянуть внутрь. Удача никогда не отказывала ему, он верил, что она не подведёт и на этот раз. Но вдруг залаяли собаки и донеслись голоса. Воевода понял, что попался караулу, и вытащил нож.
Разъярённые псы бросились на него и повалили на землю. Острые клыки прокусили меховое одеяние и сомкнулись у него на боку. Он пырнул пса ножом и попытался встать, но набульские стражи налетели на него из темноты. Удар ноги выбил у него нож. Другой удар повалил Лютого в снег. Солдаты тяжело навалились на него сверху, не позволяя встать. Бок пекло от укуса, кровь сочилась по рёбрам под рубашкой, тяжёлый сапог утапливал лицо в сугробе. На спину и голову обрушивались пинки и удары. Лютый заревел от досады.
Его привели в лагерь, связали и посадили рядом с другими пленными. Воевода попытался заговорить, но не узнал своего голоса: он звучал несвязно из-за сломанной челюсти. На его стон никто не отозвался. Покрытые снегом фигуры не шевелились. Все были мертвы, замёрзли. Мороз успокаивал пылающее рассечённое лицо, но ничто не могло унять колотящегося в тревоге сердца. Взгляд Лютого выискивал следы Ингрид. Но не найдя ничего, что указывало бы на её присутствие, он вскоре опустил голову и поник.
Когда небо начало светлеть, Лютый очнулся от шороха и увидел, как мимо него проезжают два всадника. Первый был кзоргом: в доспехе и тяжёлом плаще. На лошади были закреплены тюфяки для дальнего пути. Во втором всаднике воевода узнал Ингрид, и взгляд его загорелся. Он хотел выкрикнуть её имя, дать ей знать, что он здесь, что пришёл за ней. Но потом понял, что своими словами лишь растревожит её и помешает ей уйти.
«Они увозят её — пусть так, — решил Лютый. — Спасайся, Ингрид! Скоро это место станет всем могилой…»
Воевода стиснул зубы и понурил голову.