Прошло уже несколько дней с момента ареста Алекса, и, на самом деле, дома мало что поменялось. Все было точно также плохо, было очень пусто, и очень тихо — лишь изредка малыш-пудель Алекса гавкал и ластился. Она возилась с ним на автомате — главное было не забывать гулять и кормить. Также Лера изо всех сил старалась поддерживать родителей парня, которые совсем расклеились от горя. Она готовила, убиралась, а голова была забита исключительно мыслями о нем. Поэтому, когда Герман позвонил ей и сообщил о том, что завтра она может приехать на свидание, счастью и правда не было предела. Казалось, еще чуть-чуть, и девушка так высоко подпрыгнет, до самого потолка. Хотя бы эти десять-пятнадцать минут, чтобы посмотреть на него, просто снова прикоснуться. Когда она сможет это сделать вновь — девушка уже, к сожалению, не знала. А завтра ей выпал такой шанс. Она вновь собрала какие-то вещи, продукты, книги, все, что могло его порадовать. Может быть, Лера сейчас и была последней идиоткой, но она ничего не могла с собой поделать. Любовь — это всегда борьба. С миром, с собой. Сейчас она вела эту борьбу по всем фронтам.
Это место вызывало у нее панику и какой-то необснованный страх. Кругом решетки, куча людей в форме и с дубинками, тщательный досмотр всех вещей. Она постоянно оглядывалась, словно вот-вот на нее здесь кто-то налететь может, напасть прямо со спины. Вот уж никогда девушка не думала, что сможет вообще оказаться в таком месте, да еще и с намерениями попасть на свидание. Сразу же болезненно защемило сердце — Алекс где-то здесь. Рядом. И здесь ведь жизнь действительно далеко не сахар. Волнение пересиливало мысли о том, что он это заслужил. Девушка молча, в звенящей тишине, шла за конвоиром, чувствуя, как внутри нее все сжимается, переворачивается и скручивается в тугой узел.
— Ждите.
Мужчина в форме уходит, а она остается сидеть в небольшой клетушке за столом. Девушка очень нервничала и волновалась, ей было страшно от того, что здесь и сейчас она вообще может увидеть. А если с ним что-то произошло уже здесь? А если его пытают? Валерия сидела и усиленно попыталась прогнать из своей головы эти назойливые мысли, которые, словно мухи, преследовали ее со всех сторон. За решеткой находится еще один человек в форме, который внимательно смотрит на нее, практически не отводя глаз, и Царева отводит взгляд первая, уставившись на свои руки.
Слышатся шаги, и девушка едва ли не подскакивает, поворачиваясь и внимательно смотря на блондина. Парень все в той же одежде, в какой его забрали из дома и в какой он проснулся в то утро — она помнит. Светлые волосы растрепанные, слегка грязные, на лице есть несколько ссадин, но он живой. Живой, вроде бы даже здоровый, и едва его заводят, Валерия сразу же изучает его взглядом, исследуя буквально всего. Он в порядке. Это уже радует. С первым пунктом все хорошо, с его физическим состоянием. А как с моральным — это еще только предстоит выяснить.
— Алекс… — тихо говорит она, пристально посмотрев на молодого человека, с запястий которого снимают наручники.
Алекс смотрит в пол. Он вообще не хотел идти, если честно. Парень не хочет смотреть ей в глаза, в очередной раз рассказывать обо всем, разговаривать тоже. Лагранж разбит, и это видно невооруженным глазом. Ему тяжело, тяжело просто от осознания того, что он все это натворил, а страдают другие люди. Та же самая Лерочка, которая готова на все ради него — даже вытаскивать его из тюрьмы сейчас, искать каких-то адвокатов, доказательств, носить ему вещи и еду. Разве он вообще этого достоин? Лагранж так не думает.
— Посмотри на меня. — тихо еще раз просит девушка, протянув к нему руку и взяв его ладони в свои маленькие ладошки, осторожно поглаживая их. — Алекс, пожалуйста. У нас не так много времени.
Лекс все-таки поднимает глаза, вглядываясь в ее лицо, и он хмурится. Ссадины, синяки… Что это такое? Он сам тянется к ее лицу рукой и мягко кончиками пальцев проводит по ее щеке, а девушка сама же подается ему навстречу, ощущая прикосновение парня, тепло его ладони, и шумно выдыхая.
— Что это такое?
— Не обращай внимания. — тихо отвечает кудрявая. — Ничего страшного нет. Просто синяки.
— Прости меня. — негромко говорит юноша, виновато посмотрев на кудрявую. — Просто постарайся дальше жить так, как будто бы меня никогда и не было в твоей жизни. Суд через две недели.
Она и сама не замечает, как слезы медленно начинают катится из ее глаз, она быстро моргает, а после вытирает свободной ладонью. Она не хотела, чтобы Лагранж видел ее слезы. Лера вполне осознанно понимала, что ему сейчас не легче. У нее есть свобода, родня — а он там один, взаперти. И ей абсолютно все равно, что за дело. Кудрявая в любом случае будет защищать его до потери пульса. И жить так, словно его никогда не было, она уже никогда не сможет.
— Я тебя люблю, ты слышишь? А любовь так просто не сотрешь из сердца, Лекс. Настоящую нельзя стереть так просто, понимаешь? — негромко продолжает она. — Ты просто знай о том, что я рядом. И что я всегда буду рядом с тобой, чтобы с тобой дальше ни случилось.