Он ее не достоин. Лагранж это сейчас осознает так отчетливо и ярко. Нет, блондин всегда это понимал, подобное осознание не приходит резко и просто так, по щелчку пальцев. Он давно это вынашивал, думал об этом, а сейчас лишь окончательно убедился в своих мыслях. Он не достоин.
— Мы постараемся сделать что угодно, чтобы все прошло гладко. Герман очень хороший адвокат, и я верю, что все получится, слышишь? — тихо шептала кудрявая, медленно поглаживая его по руке парня. Ее голос не звучал уверенно, он скорее дрожал, хотя было понятно, что это от волнения в большинстве своем.
— Ты как себя чувствуешь? — уводит Алекс тему, не желая, чтобы она разводила ее. Тем более, он знал о своих шансах и правда не представлял, какое чудо должно произойти, чтобы его выпустили из тюрьмы, оправдали или же дали маленький срок. Этого в любом случае не случится — он обложен со всех сторон и куда-то сейчас дергаться нет смысла. Но он ни в коем случае не должен говорить об этом Лере — пусть пока верит в лучшее. Хотя, блондину казалось, что она и сама в это не верит, а просто говорит для того, чтобы успокоить его. Но ему это не нужно — он ответит за все свои совершенные поступки.
— Я в порядке. Алекс, ты думай о себе сейчас, хорошо? Я хорошо, маленькая хорошо, родители хорошо, и пудель твой тоже хорошо, я с ним гуляю, каждый день, два раза, правда-правда. Ты заботься о себе, котик, пожалуйста. — тихо просит девушка, прикусив нижнюю губу. Честно — Лера вообще не понимает, как так необдуманные слова просто срываются с ее языка — про какого-то пуделя, к примеру, кудрявая ведь знает, что ему нужно думать о себе, а воспоминания ему могут доставить лишь дополнительную боль. Она умалчивает о том, что к его отцу постоянно приезжает скорая, что мать не находит себе места, что у нее недавно чуть не случился выкидыш. Она молчит. Не хочет его волновать. Ему сейчас нужно думать, как помочь себе, а не им. Им сможет помочь и сама Лера.
— Я тоже тебя люблю, Лера. — внезапно негромко говорит он. Девушка поднимает на него взгляд, едва заметно улыбаясь.
Она видит, как в его глазах, которые всегда были для нее похожи на осенний морской ветер, стоят слезы. Сердце защемило еще сильнее, когда по его щеке потекла слеза. Валерия самостоятельно дотягивается до его щеки и ладонью стирает соленую влагу, а потом поднимается и целует юношу.
— Мы будем бороться до конца. — обещает девочка, вздохнув и усаживаясь назад. — Береги себя.
Конвоир резким и громким голосом объявляет о том, что свидание закончено, их время истекло, а Лере почему-то в какой-то момент кажется, что их время истекло окончательно. Теперь наверняка девушка увидит его уже только на суде — больше свиданий им никто не даст, это и так они выбили с просто огромным трудом. Алекса уводят, снова надевают наручники, Валерия не в силах наблюдать за этим — она просто опускает глаза, лишь потом провожает уходящего в камеру Лагранжа взглядом. После выводят и ее саму. Снова эти катакомбы с кучей решеток и кабинетов, снова непонятные входы и выходы, и, наконец, она оказывается за оградой следственного изолятора. И облегченно переводит дыхание — в более страшном месте девочка еще действительно никогда не была, и это просто окончательно добивает ее. Она находит машину, которую бросила не так далеко на парковки, садится за руль, а после закрывает лицо ладошками и просто плачет. Громко, навзрыд, как будто бы выпуская в себя все эти негативные эмоции, которые просто не отпускали ее. Лера сейчас чувствовала себя загнанным в клетку зверем перед бойней. Это была настоящая истерика — она не знала, куда себя деть и как вообще теперь ей дальше жить.
Но в то же время Лера понимала, что сейчас она в ответе не только за себя. Ей нужно нервничать немного меньше, немного успокоиться и прийти в себя, хотя бы день просто отдохнуть, а не бегать, как горной савраске по всему городу. Она до сих пор не была у врача — у нее просто нет времени, до сих пор так и не появилась дома, до сих пор не поговорила с отцом, хотя пора было бы уже. Он ведь в любом случае все узнает.
Девушка просто не могла думать ни о чем другом. Алекс снился ей каждую ночь и, чаще всего, это были кошмары. Она просыпалась каждую ночь в холодном поту, с ощущением, что ей трудно дышать, что у нее сводит все тело, и Царева просто не может пошевелиться. Девушка должна быть сильной, вот только сейчас силы были на пределе. Ей казалось, что еще чуть-чуть, и она просто станет овощем, без чувств и эмоций. Каждый день ее буквально прошибал на все новые и новые эмоции, причем страшные, а сама она не знала куда себя деть. Надо было успокаиваться. Пока самым главным было то, что Алекс жив, что с ним слава Богу пока ничего не случилось. Сама Лерка бы этого не пережила. Он до сих пор был ее кислородом. Он до сих пор был ее мальчиком, с глазами, словно осенний морской ветер.
***
«— Прошу всех встать, суд идет!»