В объятиях демона (СИ)

Суд состоялся через две недели. И это вошло в список самых ужасных дней Валерии Царевой, и вовсе возглавила его. Все было словно в тумане — она очень плохо соображала сегодня, наверное, потому что была под огромным количеством успокоительного, которого напилась еще с утра, потому что все валилось из рук. С утра она чуть не отрезала себе палец, пока готовила на скорую руку бутерброды, потом чуть не почистила зубы кремом для лица, перепутав тюбики, мысли были только о предстоящем сегодня процессе, который должны был окончательно расставить все по своим местам. Девушке оставалось надеяться только на то, что Герман что-то придумал, может, была проведена какая-то экспертиза или около того, чтобы признать его больным, не отдающим себе отчета в своих действиях, но… Как Валерия поняла уже на процессе, этого не последовало. Алекс был признан абсолютно вменяемым, поэтому не было бы никакого снисхождения. По каким-либо этическим и моральным нормам, его и не должно было быть — он загубил девять, как выяснилось на процессе, душ и это только те, которые они смогли доказать. Ей до сих пор казалось, что это просто дурной сон, но как-то уже несколько затянувшийся. Лера почти не выходила из дома все эти две недели — силы, кажется, совсем сдавали.

На процессе были все — и Яна, которую уже выпустили из больницы, и Максим, который в сторону Валерии предпочитал не смотреть, как и в целом на Алекса, и всех сидящих со стороны защиты. Родители Алекса были также здесь, Лерка сидела рядом с ними. Были и Давид с Ксюшей. Месхи вообще до последнего метался, не понимая, как он относится ко всей этой ситуации, дело ясно, что негативно. Но что ему делать, он не имел ни малейшего понятия. С одной стороны, Алекс — его друг, лучший друг с самого детства, а с другой — он столько всего натворил, столько убил человек, и Давид не имел никакого морального права выгораживать его, каким бы близким он ему не был. Но душу щемило неприятное чувство того, что он его предаст, для Мехси дружба всегда стояла очень высоко, наравне с семьей, и Лагранж всегда входил в эту самую семью. Эти дилеммы преследовали его и в зале суда — он не знал, что он скажет. Точно знал, что будут допрашивать, но что будет говорить — не имел ни малейшего понятия. Сидел рядом с Максимом, со стороны обвинения, и не был уверен вовсе, что сейчас выбрал правильную сторону. Ксюша сидела также, рядом с ним, но она никак на него не влияла, Давид с ней в последнее время вообще почти не разговаривал — много курил, хотел быть один и просто думал. Орлова понимала его, поэтому и не лезла.

А когда пришло время, слова полились как-то сами собой. Он просто посмотрел в полные надежды глаза Валерки, а потом и на самого Алекса на скамье подсудимых, который сидел очень понуро опустив голову, только периодически поглядывая на Цареву. Она же смотрела на блондина почти не отрывая взгляд. Так пристально и нежно, едва ли не ободряюще. Месхи тоже едва заметно улыбнулся ему. Может быть, сейчас он поступил не по справедливости, но зато по-дружески. Да и тем более, он не врал, не лавировал и не придумывал — Алекс был хорошим другом, товарищем, и охарактеризовать у адыгейца как-то само собой получилось только с хорошей стороны, ни слова плохого. Естественно, его характеристика учитывается, учитывается все, что может иметь какое-то значения для назначения силы наказания.

— Я могу садиться?

— Да, присаживайтесь.

И Давид решительно направляется к свободному месту возле Царевой. Он определился. Он будет за своих друзей и уже никак иначе. Он обнимает девушку, осторожно поглаживая ее успокаивающе по плечу.

— Все будет хорошо. — тихо шепчет Давид ей на ухо, хотя сам прекрасно понимает, что никакого хорошо здесь уже и быть не может. — Не волнуйся только.

— Спасибо тебе. — отвечает кудрявая.

Она по-прежнему старается не смотреть в сторону ребят, которые сейчас удивленным взглядом продолжили смотреть на Месхи, который в последний момент просто взял и словно переметнулся на другую сторону. А Лере просто сейчас была очень необходима его поддержка, настолько, что ей стало немного легче, хотя бы на какую-то мельчайшую долю внутри ей стало менее тяжело. Поддержка Давида была ей чертовски важна.

Допрашивали и остальных свидетелей, Лера сама давала показания, она даже не может толково вспомнить все то, что она говорила — все было настолько в тумане, что этот день скоро, наверное, просто исчезнет из ее жизни раз и навсегда. Царевой бы правда чертовски хотелось это забыть.

Самое мучительное — ждать приговор. Их всех едва ли не выгнали из зала суда, пока суд удалился в комнату, Герман подошел к Алексу, коротко переговариваясь с ним о чем-то, а остальным пришлось выйти. Лера ни на секунду не отходила от Антонины Петровны и Юрия Александровича, готовая поддержать и помочь в любой момент — сердечные капли для них стали уже неотъемлемым атрибутом в ее сумке и домашней аптечке.

Она уже устала уверять и себя, и их в том, что все будет хорошо.