— Ничего я такого не делала, — подскочила Оксанка, но скривилась от боли, села на место и стала расстёгивать сапоги. — Несчастный случай. Презерватив порвался. А я сказала, что выпью таблетку, а сама не выпила. И подмываться не пошла. Ещё и наоборот, целый час задрав ноги к потолку лежала со злости, что он сразу ушёл.
Она блаженно вытянула освобождённые от колодок ноги и пошевелила пальцами.
— Ну, сейчас не скажешь, а дальше то что, Оксан? Когда заметно будет? Когда станешь похожа на дирижабль? А потом, когда ребёнок родится? Это же на всю жизнь.
— Правда? Да, неужели? — прижала руку в груди в деланом испуге Оксанка. — Я даже и не представляла, что дети они навсегда.
— Паясничай, паясничай, — встала Данка, чтобы налить себе воды и потопала в Оксанкину кухню.
— А дальше он женится и забудет про меня, — сказала Оксанка, следуя за ней по пятам.
— Если бы хотел забыть, уже бы забыл. А он предупредил, что больше не придёт и всё равно вернулся. И это Кай, который никогда не меняет своих решений. — Данка сделала два глотка и села с полупустым стаканом за стол. — Но с ним в последнее время творится что-то неладное.
— Я тоже заметила. Ещё тогда, первого января, — села напротив Оксанка.
— И за эти десять дней лучше, видимо, не стало.
Данку не на шутку тревожило состояние Кая.
— Он, похоже почти не спит, и, наверно, ничего не ест. Осунулся, исхудал, под глазами синяки, в глазах тоска. Одно только осталось неизменным: как всегда, молчит. Так, буркнет неразборчиво в ответ. Не поймёшь, толи «да», толи «нет». И чем ему помочь, я не знаю.
— Ничем мы ему не поможем. Это ж Кай, — тяжело вздохнула Оксанка. — Закуётся в свою броню, только лоб расшибёшь, не пробьёшься.
— Я знаю, но всё равно пыталась. Бесполезно. Молчит, или отшучивается, или зыркнет так, что уписаться можно со страху. Сказал: «Не лезь!». Сижу, не лезу.
— Вот, ещё бы я тут со своей беременностью. Мало ему и без меня проблем. — Оксанка забрала стакан и допила воду. — Ну, хоть против вас с Савойским больше не возражает, и то ладно.
— Так против чего там возражать? — резко встала Данка, уронив стул. — Он там, я здесь. У нас телефонно-скайповый роман.
— Ты какая-то злая, — заметила ей Оксанка, глядя как Данка швырнула поднятую табуретку.
— Да, я злая, Оксан. Зла на твоего бывшего ухажёра. Зла на Савойского. И на Кайрата тоже зла.
Она подошла к окну, и, прислонившись спиной к подоконнику, сложила на груди руки.
— В-общем, ты угадала, — сказала она. — Кайрат выкупил «Савой». Теперь у меня контрольный пакет акций. И завтра я должна присутствовать на собрании акционеров. Выбирать руководящий состав, утверждать план работы на следующий год.
— Ты хочешь сказать, что ты теперь большая шишка? И будешь принимать стратегические решения? — округлила глаза Оксанка.
— Я хочу сказать, что я завтра буду хлопать глазами на этом заседании как полная дура и всё благодаря моему брату и господину Савойскому тоже.
— Ну, брату понятно, а на Савойского то ты за что злишься?
— За то, что он прошляпил свою компанию. И самое смешное, рад этому. Вот просто идиот. Я раньше думала, что «Савой» это вот эти дилерские центры по продаже машин. А оказывается — это ещё и целая строительная корпорация. Они владеют и уже готовыми зданиями, здесь и в Москве, и что-то ещё строят, и работают как подрядчики, заключают договора на строительство. В-общем, там жесть.
— Очень интересно, — зевнула Оксанка, явно не желая во всё это вникать.
— Вот. У меня такое же чувство. И вместо того, чтобы сидеть разбираться что там к чему, я сегодня весь день бегала по магазинам, чтобы завтра мне было в чём пойти на это заседание.
— А с чего ты взяла, что Савойский компанию-то прошляпил?
— Так элементарно, Оксан. У него было пятьдесят один процент акций, но его жена за развод попросила двадцать семь.
— Ничего себе! — подпрыгнула Оксанка. — Вот сучка. Больше половины.
— Так самое смешное, Диана контролировала, и одобрила сделку, только с тем условием, что три процента она продаёт.
— И она согласилась?
— Да, и курс акций был такой, что она рассталась с ними даже с радостью.
— А выкупил их, как я понимаю, Кайрат, — Оксанка подпёрла щёку рукой.
— Да, только даже Диана не знала, что он это сделает. Орала на него при мне. Причём свои акции она ему добровольно отдала, а за эти три процента орала как потерпевшая.
— Всё же ему, не сыну?
— Нет, хотя он говорил, что мать против него никогда не пойдёт. Просто сказал: «Так мне и надо!» и всё.
— Странный парень, — пожала плечами Оксанка.
— И не говори. Ладно, пойду я. Мне бы завтра в грязь лицом перед его женой не упасть и всё. А потом пусть Кайрат рулит куда хочет. А ты держись!
— Куда деваться, — ответила Оксанка, провожая её до прихожей. — А Пашка уже у тебя?
— Нет, он ещё не прилетел. Я его завтра только на заседании вместе со всеми и увижу.
— Тогда, ты тоже держись!
— Куда деваться, — помахала ей Данка на прощанье.