Читаем В обнимку с удачей. Книга 1 полностью

В то время в Умани находилось управление 2-го кавалерийского корпуса Украинского военного округа Красной Армии, командиром которого был знаменитый Григорий Котовский.

Не поэтому ли папа увлекся верховой ездой? Он прекрасно управлялся с лошадьми и упряжью. Так и представляю, как этот голубоглазый блондин гордо скачет на вороном жеребце! Но не случилось… Военным папа так и не стал: из-за сильного плоскостопия он не мог бегать, только ходил, по-чаплински расставляя ступни. Но все же военнообязанным он числился, правда, в «почётном» звании писаря.

Папа в 1919 году окончил 7 классов коммерческого училища. Мама закончила 6 классов гимназии и начала свою трудовую деятельность как воспитательница детского сада. Затем работала практиканткой-счетоводом и, наконец, младшим бухгалтером-счетоводом. Такой, когда-то распространенный термин, произошел от названия основного приспособления для выполнения арифметических действий – «счёты». С помощью такого устройства, сегодня в шутку называемого деревянным компьютером, долгое время выполнялись бухгалтерские и торговые расчёты.

Счеты

А вот фотография родителей, на которой я еле-еле разобрал надпись: «Леськовский дом отдыха. 22/VII. 1931 года». Вот так, по крохам приходиться собирать пазл биографии моих неразговорчивых предков о своей жизни.

Прекрасная пара!

Как знакома мне с детства эта фотография! Ничего удивительного нет в том, что родители снялись в такой, скажем, вольной, спортивной форме. Советская власть, стремившаяся создать идеального человека будущего, большое внимание стала уделять спорту и его пропаганде.

Да, мои будущие родители были молоды и, вероятнее всего, уже воспринимали себя вполне советскими людьми.

Интересно, что не от родителей, а от своих дочек я узнал, что им рассказывали дедушка и бабушка о своей молодости. Оказывается, родители были «синеблузниками». «Синяя блуза» – что-то вроде самодеятельного литературного театра, поэтического клуба, агитбригады… Они пели: «Мы синеблузники, мы профсоюзники – нам всё известно обо всём…» Первые такие участники выступали в синей рабочей блузе – отсюда название. Я представляю родителей в этом качестве – молодых, красивых…

Разумеется, мои будущие родители подверглись влиянию процессов, происходивших в местах проживания евреев, так называемых местечках. И классическим таким местом была Умань. Процессы эти сводились к тому, что было самым сокровенным желанием российских, а затем и советских предводителей в отношении евреев – их ассимиляция, растворение такого непоколебимого, упрямого народца. Казалось, к этому всё шло… По крайней мере, в 20-х и особенно 30-х годах среди уманских евреев началось брожение. Многие переселялись в Киев и в другие большие города, а мои будущие родители решили отправиться на крупнейшую стройку первой пятилетки – химический комбинат.

<p>А как же дедушки и бабушки?</p>

Если я о родителях кое-что и выцарапал из чудом сохранившихся документов (ибо были бережно хранимы родителями и таким педантом, как их сын), то о моих бабушках и дедушках в так называемом, семейном архиве никаких документов не существовало. Известно было, что отец и мать моего папы жили в Умани. В справке к выбытию папы из Умани значится: «Отец его Терлецкий Мендель, портной (кустарь), до революции имел свою собственную портняжную мастерскую».

Когда я начал работать над этими воспоминаниями, то обратился к моим двоюродным братьям. У них тоже ничего конкретного не было, но мне прислали повторное свидетельство из Умани о рождении брата отца – дяди Толи, в котором сказано, что его отец – Терлецкий Мендель Нухимович, а мать – Рейзя Лейбовна. Так я узнал имена папиных родителей, моих деда и бабки. Сам папа ничего об их именах не говорил и не вспоминал о своих бабушках и дедушках, как жаль…

Вот чудом сохранившиеся фотографии родителей моего папы:

Мать Рейзя

Отец Мендель

Вот такие скупые изображения остались от моих предков. Мне кажется, что взгляд у деда более спокойный и даже с некоторой веселинкой, а у бабушки – суровый, настороженный. А еще думаю, что я похож на деда.

Вот и всё! Больше ничего о моих предках с папиной стороны не задокументировано. Видимо дедушка и бабушка погибли при захвате Умани немцами во время войны.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное