Он целует так, как будто месяц не ел, а я — кусок хлеба. Я, честно, не ожидала такого напора, да толком и не понимала, зачем провоцирую. Ну, займусь с Марком сейчас сексом, что и кому докажу? Хотя хочется. Тут врать себе не буду. Хочу его член внутри себя. Хочу, чтобы в глазах темнело и сердце выскакивало.
Не протестую, когда мы оказываемся на заднем сиденье навороченной черной тачки. Такая миллионов тридцать стоит, а может и больше. Язык Марка таранит мой рот, я уже без трусов сижу на нем верхом и трусь о внушительную выпуклость в его брюках. Он мнет и тискает мое тело. Жарко, жадно и не бережно. Но у меня и в мыслях нет возражать такому натиску. Мне нравится, я поощрительно стону. Он спускает с моих плеч сарафан и лифчик, прикусывает сосок. Остро, до боли. Я дергаюсь, Марк не позволяет отстраниться, лишь чуть сдвигает меня, освобождает член, надеть презерватив я ему помогаю. И уже в следующую секунду насаживает меня на себя. Безжалостно, как будто за что-то наказывая.
И тут в моей бедовой голове рождается идея. Свой сотовый я забросила на полку за головой Марка. Он очень мешал в кармане сарафана. Я сильнее прижимаюсь к Марку и начинаю сама активней насаживаться на его член. Волны сладкой дрожи проносятся по моему телу. Марку нравится. Еще как. Он стискивает мои ягодицы руками, усиливая толчки. Я крепко обнимаю его за шею, добираюсь до своего телефона.
И жму вызов. Макару.
В салоне недвусмысленные звуки. Машина раскачивается от движения наших тел.
Я хочу, чтобы Макар пришел и увидел. Я же смотрела. Пусть он тоже посмотрит…
Конечно, он может прийти не один. И я буду выглядеть обыкновенной шалавой, но что мне до этих людей? До их одобрения или неодобрения?
Я почти дала второй шанс… Подлецу, который не стоит ногтя на моем мизинце. И это позволило ему и его отцу глумиться надо мной…
Я умею быть жестокой.
Гудки идут, а ответа все нет. Уже начинаю думать, что моя затея провалилась, как Макар берет трубку. Зажимаю динамик пальцем, чтобы Марк ничего не услышал. А вот Макару напротив должно быть хорошо слышно…
Громко стону, чтобы у мужа не осталось никаких сомнений в том, чем именно я занимаюсь.
Мне приятно все, что делает Марк с моим телом, но из-за того, что жду появления своего благоверного кончить не могу.
Тем не менее, когда Марк финиширует, прикрыв глаза, чувствую приятную истому. Не хочется отстраняться, Наоборот, хочется положить ему голову на грудь и слушать, как отчаянно стучит его сердце. Тем более, что я, похоже, оторвала все пуговицы на его рубашке, когда пыталась добраться до его тела.
И возможно, хочется еще раз этих диких толчков. И чтобы с оргазмом… Но бросаю взгляд в бок, в незакрытую нами дверь и вижу чьи-то брюки.
Пора выходить.
Поправляю лифчик и сарафан, выбираюсь из автомобиля. Надо же, я впервые трахалась в такой дорогой тачке. Девушки по молодости с ума сходят. А у меня всё не так, как у людей.
Вылезаю из автомобиля Марка. Бретелька сарафана спущена, почти оголяя одну грудь. Недалеко от машины статуями застыли "любимый" муж, Федор Михайлович и кое-кто из гостей. У Макара какие-то дикие глаза. На лице у Лазарева-старшего растерянность. Остальных я даже не рассматриваю. Мне не интересно. Мне нет дела до чужого мнения обо мне. Не торопясь одергиваю платье (а трусы так и остались валяться где-то в машине), поправляю лямку сарафана на плече. И вглядываюсь в лицо Макара, упиваясь его реакцией. Да, это именно то, что по его вине я чувствую последнее время. Из машины тем временем вылезает Марк. Хорошо, что брюки застегнул. Но растерзанная рубашка не оставляет сомнений в том, чем мы с ним только что занимались в салоне автомобиля. — Какого хрена? — хрипит Макар, напоминая мне саму себя недавно. — Марк, объяснись! — лицо Федора Михайловича покрывается красными пятнами. В другой ситуации я бы ему может и посочувствовала, но сейчас я ненавижу мужчин. Да и что значит — "объяснись" в адрес мужчины, которому слегка перевалило за 30? Мальчики захотели поиграть со мной. И Марк в том числе. Вряд ли он не понимал, что делает. А я изменила правила игры. — Отец, ты что-то не понял? Просто Макар Всеволодович женат на шлюхе, — голос мужчины сочится гневом. Кажется, ему что-то пришлось не по вкусу.
Переживет. Кому сейчас легко?