В одиночку через океан. Сто лет одиночного мореплавания

Всю следующую ночь Колдуэлл нетерпеливо всматривался в горизонт и на рассвете увидел утопающий в зелени остров Нуку-Хива. Моряк подошел к берегу, но удержался от соблазна завернуть в какую-нибудь бухту. Он запаздывал: через шесть недель в Тасмановом море начинался период штормов.

Настроение у мореплавателя было великолепным. Не беда, что он снова упал за борт — он опять смог подняться на палубу «Язычника». Почти половина пути пройдена. Колдуэлл надеется, что в Сидней он придет через сорок дней.

«Язычник» уже удалился от Маркизских островов, когда Колдуэлл обнаружил, что большая часть припасов испорчена морской водой. Он стал подумывать о том, не повернуть ли назад, но потом решил разделить оставшиеся продукты на дневные порции. Получилось 107 порций. И моряк продолжает плавание.

29 августа показался атолл Кэролайн. Здесь Колдуэлл сделал небольшую остановку и обменял лишние вещи на продовольствие. Там же он подарил полинезийским ребятишкам котят.

Вскоре после выхода в океан налетел ураган. Под яростными ударами разыгравшихся волн и от сильных порывов ветра яхта буквально ложилась на воду. Встревоженный Колдуэлл ждал, что судно рассыплется на куски. Снасти лопались, мачта, удерживаемая единственной вантой, угрожающе гнулась. Колдуэлл должен был напрягать все силы, чтобы, хотя бы лежа, удержаться на палубе. Совершая чудеса акробатики, моряк пытался укрепить мачту.

И тут же огромная волна смыла Колдуэлла за борт. Хотя он заранее предусмотрительно обвязал себя страховочным линем, его попытки взобраться на палубу были безуспешны.

«Когда океан повлек яхту дальше, я хлебнул немало соленой воды. Я беспорядочно бил по воде руками и ногами, яхта прыгала и кружилась на волнах, казалось, она вот-вот завалится на борт и пойдет ко дну.

Через несколько минут отчаянной борьбы с океаном я вконец обессилел. От ударов о корпус у меня гудела голова, соленая вода попала в горло и легкие, я начал задыхаться. Не в силах больше бороться я перестал сопротивляться, мне всё уже было безразлично. Рядом я видел борт „Язычника“ и серую громаду волн, но не мог ни добраться до судна, ни уклониться от удара. Я весь обмяк, стал как бы частью моря. Я уже слышал пение сирен.

Белый корпус „Язычника“ был совсем близко, он высился надо мной как стена. Мне захотелось дотянуться до него и вскарабкаться наверх. Я закрыл глаза и приготовился к худшему. Целая вереница волн обрушилась на борт яхты. Меня ударило о поручни и перебросило через них. Палуба круто накренилась, и я налетел на рубку. Яхта начала взбираться на новую волну.

Я сразу понял, что пришло спасение. Помню, как меня рвало соленой водой, как я слабо дергал мокрый узел на поручнях. Потом я скользнул в люк, кое-как задраив его за собой, и без сил повалился на пол каюты. Я был слишком слаб и измучен, чтобы думать о чем-нибудь. Много часов катался по полу, ударяясь о койки, пока яхта кренилась с одного борта на другой. Потом, собравшись с силами, я забрался в койку, обвязался веревками и забылся тяжелым сном».

Наконец ветер утих. «Язычник» с трюмом, наполненным морской водой, качался в толчее волн. Колдуэлл догадался, что находится в центре урагана — штилевой зоне, вокруг которой свирепствуют ураганные ветры. И действительно, вскоре ветер налетел с другой стороны, с юга. Чтобы повернуть яхту носом против ветра, моряк бросил в воду самодельный якорь, завернув его в кливер и привязав к его лапам свой спасательный пояс. Несколько громадных волн, обрушившихся на «Язычник», лишили его мачты и сорвали люк.

С остатками продовольствия и примерно с двенадцатью литрами пресной воды Колдуэлл продолжал свой отчаянный рейс. Откачав из трюма воду, мореплаватель установил обломок гика в качестве импровизированной мачты. Позже моряк соорудил из весла подобие временной бизань-мачты. «Язычник» превратился из тендера в иол. Компас был разбит вдребезги. Ориентируясь по звездам и солнцу, он медленно вел яхту на юг. Выяснилось, что у Колдуэлла нет ни одного исправного навигационного прибора, а весь запас продовольствия состоит из двух банок консервов, бутылки томатного соуса и одного кокосового ореха. Карты и лоции также были смыты за борт.

Считая, что разумнее всего идти к островам Самоа, находившимся предположительно в четырехстах милях, которые «Язычник» должен был пройти за двадцать дней, Колдуэлл установил себе голодный рацион и плыл на юг, ориентируясь по нарисованной по памяти карте.

Голодая и превозмогая жажду, стараясь подольше растянуть мизерные порции еды, безуспешно пытаясь ловить рыбу, Колдуэлл переживал тяжелые дни. Голод становился всё более нестерпимым. Моряк, кажется, съел всё, что хотя бы отдаленно напоминало еду. Затем пришла очередь вазелина, крема и зубного порошка. Позже он принялся за ботинки, замшу, губную помаду. Голод лишил его сил.