В одном лице

— Испорчена! — вскричал Нильс Боркман, как будто ему (и его дикой утке) выстрелили прямо в сердце.

— В последней постановке я играл фру Сербю, — сообщил дед Ричарду. — Когда я был помоложе, мне, разумеется, доверяли Гину — хотя всего разок или два.

— Я подумывал взять на роль Хедвиг юную Лору Гордон, — сказал Нильс. Лора была младшей дочкой Гордонов. Джим Гордон преподавал в академии Фейворит-Ривер; раньше он и его жена Эллен тоже играли в нашем театре, а обе их старшие дочери уже застрелились в роли бедняжки Хедвиг.

— Извини меня, Нильс, — вмешалась тетя Мюриэл, — но у Лоры Гордон весьма заметная грудь.

Я смекнул, что не я один обращаю внимание на удивительные превращения четырнадцатилетних девочек; Лора была едва ли на год старше меня, но грудь у нее явно была великовата для наивной и невинной Хедвиг.

Нильс Боркман вздохнул; затем (с почти самоубийственным смирением) он снова обратился к Ричарду:

— И какую же из пьес Ибсена юный мистер Эбботт считает более легкой для нас, смертных простых любителей? — конечно, он хотел сказать «простых смертных».

— Э-э… — начал дедушка Гарри и тут же оборвал себя. Происходящее ему явно нравилось. Он питал глубокое уважение и привязанность к Нильсу Боркману как к деловому партнеру, но все — без исключения — участники наших представлений, от самых преданных до случайно заглянувших, знали, что как режиссер Нильс абсолютный тиран. (И Генрик Ибсен, и одержимость Боркмана «серьезной драмой» уже осточертели нам едва ли не больше, чем Агата Кристи.)

— Ну… — начал Ричард Эбботт и остановился, размышляя. — Если это обязательно должен быть Ибсен — а мы, в конце концов, всего лишь любители, то надо ставить либо «Гедду Габлер», либо «Кукольный дом». В первой пьесе вообще нет детей, а во второй не так уж важно, кто их сыграет. Конечно, обе пьесы нуждаются в очень сильной и сложной женщине — и, как обычно, слабых или отталкивающих, или и то и другое, мужчинах.

— Слабых или отталкивающих — или и то и другое? — переспросил Нильс Боркман, не веря своим ушам.

— Йорган, муж Гедды, человек бесхарактерный и заурядный — кошмарное сочетание, но очень распространенное среди мужчин, — продолжил Ричард Эбботт. — Эйлерт Левборг — безвольный слюнтяй, а асессор Бракк — как и его имя — попросту отвратителен. Разве Гедда стреляется не из-за перспективы будущего с мужем-неудачником и гнусным Бракком?

— А что, Нильс, норвежцы всегда стреляются? — игриво спросил мой дед. Гарри знал, за какие ниточки дергать Боркмана; однако на этот раз Нильс устоял перед искушением и не стал рассказывать про прыжки во фьорды — он просто проигнорировал старого друга и партнера. (Дедушка Гарри неоднократно исполнял роль Гедды; играл он и Нору в «Кукольном доме» — но теперь по возрасту уже не подходил ни на одну из этих ролей.)

— А какие же… слабости и другие неприятные черты обнаруживают мужские персонажи в «Кукольном доме» — если мне позволено будет спросить юного мистера Эбботта? — выдавил Боркман, нервно потирая руки.

— Ибсен вообще недолюбливает мужей, — начал Ричард Эбботт; в этот раз ему не нужно было останавливаться, чтобы подумать, — он вещал со всей уверенностью юнца, получившего современное образование. — Торвальд Хельмер, муж Норы, в общем-то, похож на мужа Гедды. Он зауряден и скучен — Нора задыхается в этом браке. Крогстад — уязвленный и испорченный человек; в нем есть некоторое спасительное достоинство, но и в его случае на ум приходит слово слабость.

— А доктор Ранк? — осведомился Боркман.

— Доктор Ранк не особенно важен. Нам нужна Нора или Гедда, — ответил Ричард Эбботт. — В случае Гедды — женщина, которая так ценит свою свободу, что готова покончить с собой, чтобы не лишиться ее; ее самоубийство — не слабость, а демонстрация ее сексуальной силы.

К несчастью — или к счастью, как посмотреть, — именно в этот момент Ричард взглянул на тетю Мюриэл. Несмотря на привлекательную внешность и шикарную грудь оперной дивы, Мюриэл отнюдь не была столпом сексуальной силы; она упала в обморок.

— Мюриэл, только давай без мелодрам! — воскликнул дедушка Гарри, но Мюриэл (сознательно или подсознательно) поняла, что не дотягивает до самоуверенного молодого новичка, этого блистательного героя-любовника, объявившегося столь внезапно. И Мюриэл физически выбыла из борьбы за роль Гедды.

— А если говорить о Норе… — подсказал Нильс Ричарду Эбботту, едва прервавшись, чтобы взглянуть, как моя мама хлопочет вокруг обычно чопорной, но сейчас бессознательной старшей сестры.

Мюриэл неожиданно села с выражением изумления на лице, ее грудь бурно вздымалась.

— Вдыхай носом, Мюриэл, и выдыхай ртом, — суфлировала сестре моя мать.

— Я знаю, Мэри, — знаю! — огрызнулась Мюриэл.

— Но ты же делаешь все наоборот — ну, вдыхаешь ртом, а выдыхаешь носом, — сказала мама.

— Ну… — начал Ричард Эбботт и умолк. Даже я заметил, как он смотрит на мою маму.