В одном лице

Однажды летом, не так уж давно, мне довелось побывать на гей-параде в Амстердаме в компании одного несколько циничного голландского приятеля; я давно уже считал, что этот город внушает надежду, и парад мне страшно понравился. Толпы мужчин высыпали на улицы — мы видели парней в розовой и фиолетовой коже, в плавках с леопардовым рисунком, мужчин в бандажах, целующихся друг с другом; одна женщина была с ног до головы покрыта гладкими, блестящими зелеными перьями и щеголяла черным страпоном. Я сказал своему приятелю, что во многих городах проповедуют толерантность, но только в Амстердаме ее практикуют — и даже выставляют напоказ. Пока я говорил, по каналу проплыла длинная баржа; на ней играла женская рок-группа, и девушки в прозрачных трико приветствовали людей на берегу. Они помахали нам искусственными членами.

Но мой голландский друг лишь одарил меня усталым (и едва ли толерантным) взглядом; он смотрел на все происходящее с таким же отсутствием интереса, как проститутки (по большей части иностранки), стоявшие в окнах и дверных проемах де Валлен, квартала красных фонарей.

— Амстердам — это уже такой прошлый век, — сказал мне приятель. — Теперь все геи Европы тусуются в Мадриде.

— В Мадриде, — повторил я по своей привычке. Я был старым бисексуалом шестидесяти с лишним лет и жил в Вермонте. Что я мог знать о новом тусовочном месте европейских геев? (Что я вообще знал о каких-либо долбаных тусовках?)

По рекомендации сеньора Бовари я остановился в отеле Санто-Мауро; это был симпатичный тихий отель в спальном районе, на улице Cурбано — от которой «пешком можно дойти до Чуэка». Что ж, дойти пешком до Чуэка, «гейского района Мадрида», как назвал его сеньор Бовари в электронном письме, действительно было можно, но идти пришлось долго. В письме Бовари, пришедшем в отдел по делам выпускников, не было обратного адреса — только электронная почта и номер мобильного телефона сеньора Бовари.

Первый контакт посредством бумажного письма и дальнейшая переписка по электронной почте предвещали любопытное сочетание старомодного и современного в характере постоянного партнера моего отца.

«Я думаю, этот чудак Бовари ровесник твоего отца, Билли», — предупредил меня дядя Боб. Из «Совы» за 1940 год я знал, что Уильям Фрэнсис Дин родился в 1924 году, а значит, моему отцу и сеньору Бовари исполнилось по 86 лет. (В том же ежегоднике я прочел, что Фрэнни Дин хотел стать «исполнителем», но что он собирался исполнять?)

Из переписки с «этим чудаком Бовари», как назвал Ракетка любовника моего отца, я понял, что отец не знает о моем приезде в Мадрид; идея принадлежала единственно сеньору Бовари, и я следовал его инструкциям. «Пройдись по Чуэка в день приезда. В первый вечер ложись спать пораньше. На второй день мы с тобой поужинаем вместе. Потом прогуляемся, дойдем до Чуэка, и я отведу тебя в клуб. Если бы твой отец узнал заранее, что ты приедешь, он бы чувствовал себя не в своей тарелке», — говорилось в письме сеньора Бовари.

«Что еще за клуб?» — подумал я.

«Фрэнни не был плохим парнем, Билли, — сказал мне дядя Боб, когда я еще учился в Фейворит-Ривер. — Он просто был малость голубоват, если ты понимаешь о чем я». Вероятно, заведение, куда собирался повести меня Бовари, принадлежало к разряду таких клубов. Но все-таки что именно это был за клуб? (Даже такой старый вермонтский бисексуал, как я, знал, что гей-клубы бывают разными.)

Большинство магазинов в Чуэка в эту тридцатиградусную жару закрылись на сиесту; однако жара была сухой — и очень даже приемлемой для человека, приехавшего в Мадрид из Вермонта, где как раз был сезон мошкары. Калье-де-Орталеса выглядела средоточием коммерческого секса; даже в сиесту она сохраняла атмосферу секс-туризма. Навстречу мне проходили одинокие пожилые мужчины и лишь изредка компании юных геев; в выходной гуляющих обоих видов будет больше, но сейчас был рабочий день. Лесбиянок было не особенно много, судя по моим наблюдениям, но я был в Чуэка впервые.

На Орталеса находился ночной клуб под названием «A Noite», стоявший почти на углу с Калье-де-Аугусто-Фигероа. Днем ночные клубы не особенно бросаются в глаза, но мое внимание привлекло неожиданно португальское название клуба — «a noite» на португальском означает «ночь» — и оборванные афиши, среди прочего рекламирующие шоу трансвеститов.

На улицах между Гран-Вия и станцией метро на Пласа-де-Чуэка было полно баров, секс-шопов и магазинов одежды для геев. «Талья», магазин париков на Калье-де-Орталеса, располагался напротив тренажерного зала. Я заметил, что здесь популярны футболки с Тинтином, а в витрине на углу Калье-де-Эрнан-Кортес увидел манекены в стрингах. (Вот одна из вещей, для которой я уже слишком стар и только рад этому — стринги.)