В одном лице

Мы целомудренно сидели рядышком на ее кровати; ее ужас перед беременностью встал передо мной непреодолимым препятствием. Решение относительно того, в чьей спальне мы можем попытаться заняться этим, было принято за нас; если мы собирались жить вместе, то нам оставалась только квартирка Эсмеральды. Моя рыдающая вдова пожаловалась в Институт; меня обвинили в том, что я переворачиваю глазок в двери ванной! Das Institut принял заявление о моей невиновности в этом нездоровом поведении, но мне пришлось съехать с квартиры.

— Спорим, это пожиратель скорлупы, — сказала Эсмеральда. Я не стал с ней спорить, но Зигфриду пришлось бы залезть на стул или табурет, чтобы дотянуться до этого дурацкого глазка. Я считал, что это была разведенка с расстегнутыми пуговицами.

Квартирная хозяйка Эсмеральды была только счастлива получить дополнительную плату за аренду; вероятно, она и представить себе не могла, что квартирка Эсмеральды, с такой маленькой кухонькой, может вместить двоих, но мы с Эсмеральдой никогда не готовили — мы всегда ели в кафе.

Эсмеральда сообщила, что хозяйкино расположение выросло с тех пор, как мы стали жить вместе; если пожилая дама и не одобряла того, что Эсмеральда живет с парнем, дополнительные деньги за аренду, видимо, смягчили ее недовольство. Даже сварливая собачка считала меня за своего.

Тем же вечером, перед тем как мы с Эсмеральдой уселись на ее кровати, не касаясь друг друга, пожилая дама пригласила нас к себе в гостиную; она хотела показать нам, что они с собачкой смотрят американский фильм. Мы оба до сих пор не отошли от культурного шока; нелегко оправиться от зрелища Гэри Купера, говорящего по-немецки.

— Как они только посмели продублировать «Ровно в полдень»? — то и дело повторял я.

Бормотание телевизора окутывало нас. Текс Риттер пел «Не покидай меня».

— Ну хотя бы Текса Риттера они не продублировали, — как раз говорила Эсмеральда, когда я — очень неуверенно — дотронулся до ее прекрасной груди. — Дело вот в чем, Билли, — сказала она, позволяя себя трогать. (Я видел, что она не в первый раз произносит эту речь; как я потом узнал, раньше все ее парни останавливались на этом моменте. Но не в этот раз.)

Я не замечал презерватив, пока она не вручила мне его — все еще в блестящей обертке из фольги.

— Билли, тебе придется его надеть — даже если чертова штука порвется, так чистоплотнее.

— Ладно, — сказал я, взяв презерватив.

— Но дело в том — вот в чем главная проблема, Билли, — я могу только анально. Это единственный секс, который я могу позволить — анальный, — повторила она, на этот раз пристыженным шепотом. — Я понимаю, тебе придется пойти на компромисс, но так уж обстоит дело. Либо анал, либо ничего, — сказала мне Эсмеральда.

— А-а.

— Я пойму, если тебе такое не подходит, — сказала она мне.

Только бы не брякнуть лишнего, думал я. Ее предложение едва ли было для меня «компромиссом» — я обожал анальный секс. От предложения «анал или ничего», отпугивавшего других парней, я, напротив, испытал облегчение. Ужасающая встреча с бальной залой снова откладывалась! Я знал, что нужно быть осторожным — чтобы не выказать слишком большой энтузиазм.

Я не совсем врал, когда сказал: «Я немного нервничаю, это мой первый раз». (Ну да, я не прибавил «с женщиной» — да, да!)

Эсмеральда включила граммофон. Она поставила знаменитую запись шестьдесят первого года — «Лючию ди Ламмермур» Доницетти с Джоан Сазерленд, исполняющей партию обезумевшего сопрано. (Тогда я понял, что этим вечером Эсмеральда не намерена работать над своим немецким произношением.) Доницетти, несомненно, был более романтичным фоном, нежели Текс Риттер.

И вот я взволнованно приступил к своему первому опыту с девушкой — компромиссу «анал или ничего», который для меня не был компромиссом. «Или ничего» оказалось тоже не совсем правдой; у нас было много орального секса. Я не имел ничего против орального секса, а Эсмеральда его обожала — по ее словам, она от него пела.

Так я познакомился с вагиной, но с одним ограничением; эпизод с бальной залой (или не бальной залой) пока откладывался — и я был готов, и даже счастлив, подождать. Мне, как человеку, который так долго относился к этому органу с трепетом, знакомство с вагиной показалось весьма увлекательным и приятным. Я действительно любил заниматься сексом с Эсмеральдой, и ее я тоже любил.

Были моменты после секса, когда, забывая в полусне, что лежу рядом с женщиной, я протягивал руку и дотрагивался до ее вагины — чтобы тут же в удивлении отдернуть руку. (Я пытался дотянуться до члена Эсмеральды.)

— Бедный Билли, — говорила Эсмеральда, неверно толкуя мое мимолетное прикосновение. Она думала, что я хочу оказаться внутри ее вагины, что я испытываю мучения от того, что мне отказано в доступе к ней.

— Я не бедный Билли — я счастливый Билли, я полностью удовлетворенный Билли, — всегда отвечал я.