В одном немецком городке

Налево отворилась дверь – они внезапно оказались в яркой полосе света, выхватившего из темноты убожество оштукатуренных стен и пожухлую зелень доски для объявлений на двух языках. Две девушки, появившиеся на пороге архива, отступили назад, пропуская Гонта и Тернера. Окинув их взглядом, Тернер подумал: вот мир, в котором он жил,– второсортный и чужеземный. Одна из девушек держала термос, другая несла кипу папок. Позади них, за окном с поднятыми металлическими шторами, он увидел стоянку машин и слышал рев мотоцикла: выехал один из посыльных. Гонт нырнул вправо, в другой коридор, и остановился у какой-то двери. Пока он возился с замком, Тернер поверх его плеча прочитал табличку, висевшую в центре: «Гартинг, Лео. Претензии и консульские функции»,– неожиданное свидетельство о живом или, может быть, неожиданная дань памяти мертвому.

Буквы первого слова, в добрых два дюйма высотой, закруглялись на конце и были заштрихованы красным и зеленым карандашом, а в словах «консульские функции», выписанных еще крупнее, буквы были обведены чернилами, чтобы придать им ту весомость, какой, по-видимому, требовал этот титул. Наклонившись, Тернер легонько провел пальцами по поверхности таблички: это была бумага, наклеенная на картон, и даже при слабом свете он мог различить тонкие карандашные линии, проведенные по линейке и ограничивавшие буквы сверху и снизу: или, может быть, они ограничивали рамки скромного существования, жизнь, оборванную обманом? «Обман. Мне казалось, что вам это должно быть уже ясно».

– Поторопитесь,– сказал он.

Гонт отпер замок. Тернер нажал на ручку, рывком распахнул дверь и снова услышал голос ее сестры, как тогда по телефону, и свой ответ, когда он швырнул трубку: «Скажи ей, что я уезжаю за границу». Окна были закрыты. От линолеума на них пахнуло жаром. В комнате стоял запах резины и воска. Одна занавеска была чуть отдернута. Гонт протянул руку и поправил ее.

– Не трогайте. Отойдите от окна. И стойте здесь. Если кто-нибудь зайдет, отправьте его отсюда.– Он швырнул вышитую подушечку на стул и обвел глазами комнату.

Стол был с хромированными ручками – лучше, чем у Брэдфилда. Календарь на стене рекламировал фирму голландских импортеров, обслуживающих дипломатов. Несмотря на свою комплекцию, Тернер двигался очень легко: он осматривал, но ничего не трогал. Старая военная карта, разбитая на прежние зоны оккупации, висела на стене. Британская зона была выкрашена в ярко-зеленый цвет – оазис плодородия среди иностранных пустынь. Точно в тюремной камере, подумал он, максимум безопасности. Может, это из-за решеток. Отсюда только и бежать – всякий бы убежал на его месте! В комнате стоял какой-то чужеземный запах, но он не мог определить, какой именно.

– Просто удивительно,– заговорил Гонт,– тут очень многого не хватает, должен сказать.

Тернер не смотрел на него.

– Чего, к примеру?

– Не знаю. Всяких штуковин. Машинок разных. Это – комната мистера Гартинга,– объяснил Гонт,– он, мистер Гартинг, очень любит разные приспособления.

– Какие именно?

– Ну, вот у него был такой чайник со свистком, знаете? Можно было приготовить отличный чай в этой штуке. Жаль, что ее нет, право, жаль.

– Еще чего не хватает?

– Электрокамина. Новой конструкции с двумя спиралями. И еще лампы. Была настольная лампа, японская. Во все стороны поворачивалась. С переключателем, чтобы горела вполнакала. И энергии брала мало – он мне говорил. Но я такую не захотел себе купить: куда мне сейчас, когда сократили жалованье. Только я думаю,– продол жал он, словно желая успокоить Тернера,– что он увез ее домой, правда? Если, конечно, поехал домой.

– Да, да, я тоже так думаю.

На подоконнике стоял транзистор. Нагнувшись так, чтобы глаза оказались на уровне шкалы, Тернер включил его. Они сразу же услышали слащавый голос диктора Британских экспедиционных сил, читавшего комментарии о событиях в Ганновере и о возможных успехах англичан в Брюсселе. Тернер медленно поворачивал ручку и передвигал указатель по освещенной шкале, прислушиваясь к вавилонской смеси языков – французский, немецкий, голландский.

– Мне показалось, вы сказали: соблюдение правил безопасности.

– Да, говорил.

– Но вы даже не посмотрели на окна и на замки.

– Посмотрю, посмотрю.– Он поймал славянскую речь и теперь сосредоточенно слушал.– Вы его хорошо знали, да? Часто заглядывали сюда на чашечку чая?

– Заглядывал. Если выдавалась минутка. Выключив радио, Тернер встал.

– Подождите за дверью и дайте мне ключи.

– Что же он такое сделал? – спросил Гонт в нерешительности.– Что случилось?

– Сделал? Ничего он не сделал. Он – в отпуске по семейным обстоятельствам. Я хочу остаться один, вот и все.

– Говорят, у него неприятности.

– Кто говорит?

– Люди.

– Какие неприятности?

– Не знаю. Может быть, автомобильная катастрофа? Он не был на репетиции хора и потом в церкви.

– Он что, плохо водит машину?

– Не знаю, по правде говоря.