– Что он сказал? – прошептала я, открывая глаза.
– Живая…, – вскрикнула Вилька, обнимая меня. – Что, что… партизанка, говорит, ты.
Потом она уложила меня в кровать, нарядив в какую-то рубаху. Вскоре я уже блаженно засыпала под Вилькин рассказ о своих переживаниях.
– Я знала, что ты живая, – вздыхала она поминутно, – не могла ты просто так гикнуться. Ты свою карму еще не отработала в этой жизни.
– А какая у меня карма? – пробовала я улыбнуться.
– Не знаю, – пожимала он плечами, – но ничто не происходит случайно, ты же знаешь. – Пей вот, температуру сбить надо, а то у тебя аж зашкаливает.
Я выпила, закрыла глаза и уснула, натянув одеяло на голову.
– Ну что, упрямая девчонка, – повторил Краснов, забирая у Вильки чашку из рук. – Иди, ты ее уже замучила, – махнул он ей.
– Градусник посмотреть надо, – возмутилась та.
– Иди. Я сам посмотрю. – Его рука скользнула в вырез рубашки и где-то там нащупала стеклянный стерженек. – Нормально, – глянул он на ртутный столбик. – Ты еще здесь? Брысь отсюда! – повернулся он к Вильке.
Та постояла, разведя руки в стороны, и нерешительно выкатилась за дверь, окинув его мрачным взглядом и погрозив на прощание кулаком. Я молчала, слегка прикусив нижнюю губу, и совершенно не представляя, что мне с ним делать. Вчерашнее событие, внеся определенную ясность в происходящее, с одной стороны, оставило чувство горькой обиды, с другой.
– Не обижайся, – вздохнул Краснов, глядя на мой надутый вид. – У меня не было выхода – я должен был заставить его шевелиться. Ты сама виновата, – сурово ответил он на мою презрительную гримасу. – Если бы ты не была такой партизанкой… Чтобы тебе раньше про Ксению не рассказать. Ты ведь знала…
Я вздохнула: – Я не знала. Догадывалась только. Все в один голос твердят, что была у него любовница, но я ничего такого не подозревала. Я, вообще, думала, что он примерный семьянин. Он всегда так о жене заботился. На удивление. Потом, когда дочь его стала рассказывать, что видела какую-то девицу с ним в машине, в норковой шубе, с хвостом как у меня, – я дотронулась до своих лохм, – я про нее подумала. У нее и, правда, прическа, как у меня. Почти. Но потом решила, что это не доказательство. Мало ли у кого какие волосы… А ты бы ее зазря замучил. Как меня… – я насупилась. Краснов сморщился, но промолчал. – И еще я подумала, что даже если так, что такого? Ну, была у человека любовь на стороне, что такого. Я его понимаю – жена больна, дочь от рук отбилась, свой личный семейный ад. Вот и завел… А потом, я письмо от Николаева получила по электронной почте. Пока у Данилы сидела догадалась проверить ящик.
– Ну, Серега, – вздохнул Краснов, – накрутил загадок, чтоб тебя… Оно у тебя?
– В джинсах, в кармане, должно быть. Если Вилька их еще в стиральную машину не бросила.
– Дождешься от нее, как же. – Краснов поискал глазами и нашел мои шмотки на полу, за креслом. – Твоя подруга, небось, и посуду мыть не умеет, а уж стирать и подавно, – он вытащил письмо и углубился в чтение.
Пока он читал, я молчала, нервно разглаживая одеяло перед собой, то и дело прикладываясь к щеке. Мне казалась, что она подозрительно опухла, а волосы так, вообще, колтуном на голове сбились. Хорошо, наверное, выгляжу. Зашибись! А с другой стороны, какая разница, как я выгляжу в глазах этого монстра? Неужели мне не все равно?
– Да, – Краснов дочитал и поднял на меня взгляд. – Боялся мне сказать, как же! Черт бы тебя подрал, Серега.
– Он не дописал, – заметила я. – Скорей всего, услышал, что кто-то вошел, отправил, что успел. Увидал Ксюшу, а она его, испугалась и ударила, тем, что под руку попалось. А парень ее, что говорит? Или он уже ничего не говорит? Ты его тоже? – не удержалась я.
– Все еще злишься? – встал он. – Специально из меня монстра делаешь. Ладно. Пусть будет так. Мне все равно. Если тебе интересно, скажу, что я знал про Игоря. Мне Тайсон по телефону сказал, в тот день, когда вас ко мне в офис привезли. Волновался, не обижу ли я бедную девочку, – съехидничал Краснов. – Конечно, я его мог сразу допросить. Утюгом, например. Иголки под ногти тоже хорошо помогают. Паяльник там…
Тут я не выдержала и прыснула, уж больно зверскую рожу скорчил Краснов при этом.
– Врешь ты все, – сдерживая смех, сказала я.
– Почему? Пытки мое самое любимое занятие. Хобби для досуга.
– Врешь, что тебе все равно, – сказала я.
– Да, – согласился он, – не все равно. Только оправдываться перед тобой не собираюсь. Мала еще.
– Ага. А сам удивлялся, чего это я оправдываться не стала, когда Седых начал ахинею нести… Оправдываться противно, особенно, когда ни в чем не виноват…
– Вот видишь, ты сама все понимаешь, – кивнул Краснов, выходя из комнаты, оставив меня терзаться раскаянием – зря, мол, обидела хорошего человека.
Через минуту, однако, вернулся и сел на край постели.
– Что мне с тобой делать? – спросил он. Я молча пожала плечами и попыталась улыбнуться. Улыбочка вышла слабой. Он так долго разглядывал мое лицо, что я занервничала.
– У меня тушь потекла? – спросила я, наконец.
– Может, заключим перемирие? – подвинулся он ближе.