В одну реку дважды

Я уже все поняла, но все не осмеливалась взглянуть в ту сторону, где в кресле, свесив седую голову на бок, сидел Новак. На виске темнело темное пятно. Сухая жилистая старческая рука лежала на столе, сжимая рукоять пистолета.

– Шевелись, – толкнул меня Краснов.

– Я только в кресле сидела, – прошептала я, вытирая подлокотники.

Краснов, взял со стола письмо Николаева, спрятал в карман. Нагнулся, читая что-то, хмыкнул и сказал: – Пойдем.

– Сейчас, – пропыхтела я, тщательно вытирая возможные отпечатки.

Подошла к столу, где белел листочек, вытянула шею, пытаясь рассмотреть подробнее. На разлинованном бланке, поперек линий синими чернилами было выведено: «Я отыграл, теперь ваша очередь» Что за бланк я не поняла, но наверху синел прямоугольник штампа. Я вгляделась еще пристальней.  «Онкологический диспансер больницы №…» Я хмыкнула, как и Краснов и пошла на выход. Споткнулась о край ковра и схватилась за деревянный торшер. Черт! Я принялась протирать полированную деревяшку. На пыльном полу, виднелся полукруглый след. Торшер, явно сдвигали с места. Я нагнула деревянный столбик – под круглым полым основанием что-то лежало. Ошейник. Решение было импульсивным. Оглянувшись, я быстро сунула его в карман и посеменила к двери.

– Что теперь делать? – вздохнула я, водя пальцем по стеклу. Мы мчались по проспекту, распугивая остальные авто. – Это он, пока ты поднимался, застрелился? – Краснов кивнул. – Вот нельзя о покойниках плохо, но очень хочется, – призналась я. – Казалось бы, тебе уже все равно, так и сказал бы кто? Кого имел в виду Николаев? Так нет! Это он назло.

– Сказал же, «теперь это ваша игра». И он прав, в общем-то, – Краснов устало откинулся на сиденье.

– Но ведь есть еще Седых и   Игорь, они-то точно должны знать, кто…

– Нет, – качнул головой Краснов. – Игорь утверждает, что приказы получал от  Седых,  а  Седых  надеется,  что тот его вытащит. Поэтому молчать будет до последнего.

– Ну, это несерьезно, – всплеснула я руками. – Как кого, так ты к трубе можешь прикрутить и по фейсу настучать. А с каким-то хлюпиком  валандаешься. Не производит он впечатление стойкого оловянного солдатика. Надавить посильнее и все дела.

– Помнится, кто-то верещал, как зарезанный, по поводу предполагаемой кончины  парочки ублюдков, а сейчас готова запытать человека? – хмыкнул  Краснов.

– Так если для дела надо? А ты и без  пыток можешь такого страху навести... Как посмотришь крокодильим глазом – мурашки по коже.

– Каким глазом? – не понял Краснов.

– Ой, – спохватилась я. – Не обращай внимания. Но ведь надо что-то делать.

– Ты думаешь, я не делал? А Седых запросто может указать на того, кто совсем не при делах. Пока я разбираться буду, время идет. Он специально тянет. Ждет чего-то. Ну, да ладно посмотрим. Поглядим, как он на смерть Новака среагирует.

– Седых в офисе на Васильевском? Мы туда едем? – догадалась я.

Пленник сидел перед нами все в той же полосатенькой пижаме. Глаза затравленно пробежались по комнате, окинули взглядом всю нашу компанию, меня Краснова,  и Ромашку, и  уставились в пол.

– Анатолий Васильевич, у меня для вас пренеприятнейшее известие: Новак застрелился, – без обиняков начал разговор Краснов. Седых даже не шевельнулся, продолжая разглядывать носки своих шлепанцев. – Вы меня поняли? – вздохнул Краснов. – Ваш компаньон, подельник, начальник, шеф или как там вы его называли, приказал  долго жить.  Вам это понятно?

Седых качнулся на стуле, кивнул головой. Потом поднял глаза, абсолютно пустые, и вдруг в них засветилось понимание.

– Как приказал? – хрипнул он. – Умер? Генка умер? Вы убили его? – голос истерично взвился в воздух.

– Нет, он застрелился. Сам.

– Не верю, – покачал головой Седых. – Он не мог.

– Он был болен. Ему недолго оставалось. Вероятно, решил не затягивать. Ему незачем было больше жить. Жена ведь тоже умерла. Хоть и бывшая, но они общались. Кстати, не вы руку приложили?

– Нет, – прошептал Седых. – Она сама. Я ни при чем. Она поперлась на красный свет… Гена тоже не верил, но ГАИ подтвердило. Водитель не виноват, она выскочила прямо перед ним. А Гена? Я не знал.

– Вы понимаете, что это значит? – спросил Краснов, подходя ближе. – Вы единственный, кто может его выдать. Он не будет вас спасать. Ему проще избавиться от вас, раз и навсегда.

Седых закрыл лицо рукой, потер лоб, потом посмотрел на него уже почти нормальным человеческим взглядом.

– Я подумаю, – глухо сказал он. – Я подумаю.

– Думайте, – Краснов посмотрел на часы. – До вечера. Потом я буду вынужден принять соответствующие меры.

– Я была права, – констатировала я. – Тебе бы в НКВД работать. У тебя бы все кололись сразу при входе в кабинет.

– Что я такого сказал? – удивился Краснов.

– Одно это ожидание «соответствующих мер» доведет человека до психушки… Почему ты его сразу не дожал?

–  Сленг у тебя… – поморщился Краснов. – Вредно так много боевиков смотреть. Я не хочу его дожимать, как ты говоришь. Мне нужно сотрудничество. Пусть он посидит и подумает, а как поймет, что кроме меня никто ему не поможет, тут мы и поговорим.

– О чем? – удивилась я. – Что тебе от него нужно, кроме?..