В одну реку дважды

— Отличный пацан, — похвалил Иваныч. — Смотри. Сидеть! — скомандовал он.

Марик сел.

— Лежать! — Марик лег на бок и лениво замахал хвостом, жмуря разноцветные глаза.

— Класс! — восхитились мы. — Тебе бы в цирк — Куклачев отдыхает!

— Это что, — сказал польщенный Иваныч, — он у меня скоро барьер будет брать и тапочки приносить.

— Он же не собака, — возразила Вилька, — лучше научи его по телефону отвечать, все пользы больше.

— Ага, или посуду мыть, — мы засмеялись.

— Научим, делов-то! — уверенно заявил Иваныч. — Больно он колбаску любит копченую.

— Ты бы не увлекался колбаской-то — разжиреет.

Марик и, правда, заметно раздался вширь и это за какие-то сутки! Морда округлилась, а хвост стал еще пушистее.

— Я ему витамины даю, — похвастался Иваныч. — У меня его уже сватают, в женихи. Соседка с нижнего этажа. Хорошая баба, сочная такая…

— Ты, небось, и сам не против, в женихи-то, а? — толкнула я его в плечо.

Иваныч засмущался:

— Куда мне…

— Да ладно, ты у нас еще мужик хоть куда, когда трезвый. Одеть тебя посолидней и все дела. Сходи в магазин, а? Купи продуктов, я тебе сейчас список дам, а мы пока насчет обеда, то есть ужина пошустрим. Держи деньги.

Иваныч ушел, а мы стали возиться на кухне, шустрить как бы, и калякать о делах наших скорбных. Узнав, что поведали мне в УБЭПе, Вилька ахнула:

— Вот, наверное, для нашего годфазера неприятное известие.

— Годфазер? — удивилась я. — Ты его так кличешь?

— За глаза, конечно, — усмехнулась Вилька, — ты не смотри, что он шутник-весельчак. Ему человека ухлопать, что тебе таракана. Очень страшный дядечка.

— А я и не обольщаюсь — у него на лбу все написано: будет тебя кусочками нарезать и анекдоты травить. А консильере его, что из себя представляет?

— Петруша-то? Темная личность. Ни разу не слышала, чтоб больше двух слов за раз произнес. Но думаю, что спиной к нему не стоит поворачиваться, он, может, поопаснее всех их вместе взятых будет. Влипли мы, однако.

— Вы тоже, я смотрю, с этой «Сигмой» работаете?

— Ага, Аркашка давно с ними дела какие-то мурыжит, может, еще похлеще, чем твой шеф покойный. Только его, просто, еще пока никто не поймал, — всхлипнула она. (Вилька резала лук и рыдала) — У нас тут случай был. Повадился один оптовик в долг брать. Мы как бы своим старым проверенным клиентам такие уступки делаем. Сначала все хорошо было — день в день отдавал, потом задерживать начал, на неделю, на две, на месяц. Но Аркашка-жадина ему от дома не отказывал, да и Женька-менеджер, который с ним работал, успокаивал, мол, все в порядке будет. А оптовик взял крупную партию и пропал с концами.

— И что — нашли? — спросила я, вытирая ей слезы.

— Нашли. Да только оказалось, что деньги он всегда вовремя отдавал и в бега никуда не подавался. Просто в отпуск мужик уехал.

— А как же деньги?

— А деньги Женечка придерживал, как оказалось. Прокручивал где-то и процентик дополнительный имел, а потом решил и вовсе по-крупному сыграть, и смыться. Уже и квартирку себе где-то в Испании прикупил.

— И что с ним сделали? Грохнули?

— Если бы. Уж лучше бы грохнули. В рабство его Краснов продал.

— Куда? — поразилась я.

— Чеченам в рабство. Чеченской диаспоре. Вот им. Мало того, что имущество конфисковал полностью, не хуже налоговой, так еще и денег ему насчитал за моральный ущерб. Конечно, он расплатиться не смог, да им это и не нужно было. А просто наказать для острастки, чтобы другим неповадно было. Так что Женечка уже не один год сортиры чеченам моет, да ящики на рынках таскает.

— Чеченцы на рынках не торгуют, — заявила я.

— А они его в аренду сдают.

— Кошмар какой-то! И долго ему так вкалывать?

— Да я думаю до конца жизни.

— Я бы убежала давно.

— Убежишь тут как же! Краснов коварный тип, ты его бойся. Женька с матерью жил. Квартиру они отобрали, но маму где-то поселили в коммуналке, и денег ей на жизнь приносят каждый месяц. Женечка маму очень любит, вот и не дергается никуда. Краснов это любит — найдет у человека слабинку и давит потом на эту кнопку. Тебя, как говоришь, взяли, привет от меня передали?

— Ну да.

— А ты и поперлась, даже не проверила, может, лажа? Теперь он знает твою кнопку.

— А твою?

— Ты моя кнопка, — вздохнула Вилька, разделываясь с огромной морковиной.

— А ты — моя, — обняла я ее. — Что делать-то будем?

— Выкручиваться. Представляешь, вот бы нам эти деньги найти? Неужели они нам не отстегнут немного за труды?

— Если я правильно понимаю, там немалые деньги, да и менты будут землю носом рыть, и еще неизвестно кто быстрее найдет. А нас запросто в расход пустить могут, чтоб лишнего не болтали.

— Ну, дура, ей богу! — вскричала Вилька. — Я даже палец порезала. Что за дурацкая привычка каркать!

— Я просто называю вещи своими именами.

— Я заметила. Хотя ты — молодец, держалась отлично. Сара Бернар, Чехова-Книпович. Чего ты в артистки не пошла? Я думаю, Краснов тебя зауважал. Он, вообще-то, женщин презирает.

— Я заметила.

— Вот-вот, мы для него кусок мяса, не больше.