В огне передовых линий

Десантники бесшумно, действуя одним холодным оружием, брали дзот за дзотом и продвигались к вершине горы. К утру гладковцы овладели ею и заняли круговую оборону. Теперь я предоставлю слово одному из участников этой героической схватки — бывшему командиру взвода 1139-го стрелкового полка старшему лейтенанту в отставке Александру Мурдахановичу Мусиеву, которого в течение 30 лет однополчане, оставшиеся в живых, считали погибшим на Митридате. А. М. Мусиев пишет: «Уже в 9 часов 7 декабря более 40 „юнкерсов“ стали штурмовать наши позиции с бреющего полета. Гитлеровцы подтянули танки, самоходные орудия. Земля стонала, одна атака фашистов следовала за другой. Но мы били гитлеровцев их же оружием, захваченным при штурме Митридата…»

8 декабря на помощь героям 318-й стрелковой, несмотря на злой шторм, морем были переброшены подразделения 83-й бригады морской пехоты. Моряки захватили небольшой плацдарм и стали расширять его, чтобы можно было принять суда, предназначенные для эвакуации группы полковника Гладкова.

Эльтигенцы спускались к морю, ни на минуту не прекращая боя. Гитлеровцы преследовали их по пятам, и нашим воинам все время приходилось отбиваться. Поэтому-то в основном да еще из-за штормовой погоды эвакуировать десантников 318-й стрелковой дивизии на таманский берег удалось только к исходу 11 декабря.

Часть группы, ее заслон во главе с командиром полка майором Д. С. Ковешниковым, вышла на керченский плацдарм через боевые порядки левофланговых подразделений 339-й стрелковой дивизии. Здесь им помогли артиллеристы 900-го артполка, которые своим огнем отсекли в районе Широкого мола до батальона фашистской пехоты, преследовавшей Ковешникова.

После выхода подразделений 318-й стрелковой дивизии из тыла противника положение на фронте Отдельной Приморской армии в какой-то мере стабилизировалось. По приказу командующего мы перешли к обороне. Предстояло зарываться в землю, а на Керченском полуострове — это совсем не простое дело. Земля — будто камень, местность открытая для наблюдения со стороны противника, нехватка тяжелого шанцевого инструмента…

Да еще эта крымская зима — капризная (то дождь, то снег), ветреная, с непролазной грязищей. Люди целыми сутками ходили во всем мокром. Обсушиться — целая проблема. Мы вынуждены были создать в каждом батальоне специальные отряды, которые занимались поиском топлива для печурок, вылавливали из моря кое-какой плавник, разбирали разрушенные глинобитные дома в близлежащих поселках, откапывая из развалин все, что может гореть. Беда была и с пресной водой. Ее доставляли с Таманского полуострова, а переправа из-за штормов работала еще не очень исправно, так что нам на воду для питья пришлось установить жесткую норму — кружка на человека в сутки.

И все же, несмотря на неимоверно сложные условия фронтового быта, наши замечательные люди не поддавались какому-либо унынию. Помню, как-то днем на передовой появился невесть откуда взявшийся заяц. Солдаты, морская пехота повыскакивали из окопов и принялись загонять косого с таким азартом, словно и не было у них изнурительной ночной работы на траншеях. В момент заяц попал в окружение. Но ему повезло. Противник, заметив всю эту беготню, открыл по охотникам артогонь, и все разбежались. Потом много было смеху, а смех на фронте — это крайне нужная вещь.

Переносить все тяготы, которые пришли к нам с наступлением керченской зимы, помогало, я думаю, и то, что все мы очень хорошо понимали, как незначительны они в сравнении с невзгодами, выпавшими на долю бойцов подземного Аджимушкайского гарнизона.

Полное представление о героической трагедии 1942 года в Аджимушкайских каменоломнях составится потом, когда войска Отдельной Приморской армии ˂…˃ с Керченского полуострова к Севастополю. А много лет спустя станут известны имена руководителей беспримерной обороны — полковника П. М. Ягунова, подполковника Г. М. Бурмина, комиссаров И. П. Парахина, М. Η. Карпекина, многих других бойцов, командиров и политработников, защищавших свой последний рубеж у Аджимушкая. По немногим документам наш народ восстановит саму картину борьбы подземного гарнизона с фашистскими захватчиками. Гитлеровцы блокировали выходы, методически обрушивали авиабомбами кровлю каменоломен, проводили газовые атаки. Гибли дети, женщины, раненые. С оружием в руках выполняя свой воинской долг, гибли солдаты и офицеры… Ничто не могло сломить волю и стойкость советских людей, и более пяти месяцев эта ставшая теперь уже легендарной крепость держала оборону в тылу оккупантов.

Подробности сопротивления аджимушкайцев ненавистному врагу станут известны, повторяю, позже. Но и тех впечатлений, которых набрался личный состав 383-й и 227-й дивизий, очищавший каменоломни и хоронивший останки бойцов подземного гарнизона, хватило через край для того, чтобы сам факт Аджимушкая стал новым мощнейшим детонатором высоких патриотических чувств: и гордости за свое Отечество, и священной ненависти к фашизму.

До сих пор хранится в памяти нечаянно подслушанный солдатский разговор.