Въ огонь и въ воду

— Да, кстати, графъ, о Монтестрюкахъ разсказываютъ какую-то исторію; я что-то слышалъ объ этомъ, еще будучи ребенкомъ… Мнѣ давно хочется спросить у васъ о всѣхъ подробностяхъ. Меня всегда интересовало, откуда у васъ фамилія Шаржполь и девизъ: Бей! руби! что написано у васъ на гербѣ; такъ кричатъ, кажется, члены вашего рода въ сраженіяхъ. Не объясните-ли вы намъ всего этого? Мнѣ бы это теперь и надо бы узнать, разъ я самъ принадлежу къ вашей свитѣ.

— Охотно, отвѣчалъ Гуго.

Они ѣхали въ это время въ тѣни, между двумя рядами деревьевъ, и вѣтерокъ слегка шелестелъ листьями; до ночлега оставалось двѣ или три мили; Гуго сталъ разсказывать товарищамъ исторію своего рода, между тѣмъ какъ они ѣхали по бокамъ его, внимательно слушая:

— Это было въ то время, началъ онъ, когда добрый король Генрихъ IV завоевывалъ себѣ королевство. За нимъ всегда слѣдовала кучка славныхъ ребятъ, которыхъ онъ ободрялъ своимъ примѣромъ; ѣздилъ онъ по горамъ и по доламъ; счастье ему не всегда улыбалось, но за то онъ всегда былъ веселъ и храбро встрѣчалъ грозу и бурю. Когда кто-нибудь изъ товарищей его переселялся въ вѣчность, другіе являлись на мѣсто, и вокругъ него всегда былъ отрядъ, готовый кинуться за него въ огонь и въ воду.

— Какъ бы мнѣ хотѣлось быть тамъ, прошепталъ Коклико.

— Случилось разъ, что короля Генриха, бывшаго тогда еще, для доброй половины Франціи и для Парижа, только королемъ наваррскимъ, окружилъ, въ углу Гасконьи, сильный отрядъ враговъ. Съ нимъ было очень немного солдатъ, вполнѣ готовыхъ, правда, храбро исполнитъ свой долгъ, но съ такими слабыми силами нелегко было пробиться сквозь непріятельскую линію, охраняемую исправными караулами. Король остановился въ лѣсу, по краю котораго протекала глубокая и широкая рѣка, окруженная еще срубленными деревьями, чтобы закрыть ему совсѣмъ выходъ. Враги надѣялись одолѣть его голодомъ, и въ самомъ дѣлѣ, отрядъ его начиналъ уже сильно чувствовать недостатокъ въ продовольствіи.

— Генрихъ IV бѣгалъ какъ левъ кругомъ своего лагеря, отъискивая выхода и бросаясь то налѣво, то направо. Происходили небольшія стычки, всегда стоившія жизни нѣсколькимъ роялистамъ. По всѣмъ дорогамъ стоялъ сильный караулъ, а переправиться черезъ рѣку, гдѣ караулъ казался послабѣй, и думать было невозможно: она была такая быстрая, что безъ лодокъ нельзя было обойдтись, а достать ихъ было негдѣ.

— Чортъ побери! бормоталъ король, не знаю, какъ отсюда выйдти, а все-таки выйду!…

— Такая увѣренность поддерживала надежду и въ его солдатахъ.

— Разъ вечеромъ, на аванпостахъ показался какой-то человѣкъ и объявилъ, что ему нужно видѣть короля. На спинѣ у него была котомка и одѣтъ онъ былъ въ оборванный балахонъ, но смѣлый и открытый взглядъ говорилъ въ его пользу.

— Кто ты таковъ? спросилъ его офицеръ.

— Я изъ такихъ, что король будетъ радъ меня видѣть, когда узнаетъ, зачѣмъ я пришелъ.

— А мнѣ ты развѣ не можешь этого объявить? Я передамъ слово въ слово.

— Извините, капитанъ, но это невозможно.

Офицеръ подумалъ ужь, не подослали-ли непріятели кого-нибудь отъ себя, чтобъ отдѣлаться разъ навсегда отъ короля, и самъ не зналъ, что отвѣчать. Неизвѣстный стоялъ смирно, опираясь на палку.

— Дѣло въ томъ, продолжалъ офицеръ, что съ королемъ нельзя всякому говорить, какъ съ простымъ сосѣдомъ….

— Ну, я и подожду, если надо; только разумѣется, поговоривши послѣ со мной, король Генрихъ пожалѣетъ, что вы заставили меня потерять время.

— У человѣка этого было такое честное лицо, онъ такъ покойно сѣлъ подъ деревомъ и вынулъ изъ котомки кусокъ чернаго хлѣба и луковицу, собираясь поужинать, что офицеръ наконецъ рѣшился. Кто знаетъ! говорилъ онъ себѣ, у этого человѣка есть, можетъ быть, какая-нибудь хорошая вѣсть для насъ.

— Ну, такъ и быть! пойдемъ со мной, сказалъ онъ крестьянину.

— Тотъ поднялъ брошенныя на землю котомку и палку и пошелъ за офицеромъ, который привелъ его къ капитану гвардіи; этотъ обратился къ нему съ тѣми же вопросами и получилъ на нихъ тѣ же самые отвѣты. Ему надо было говорить съ королемъ, и съ однимъ только королемъ.

— Да вѣдь я все равно, что король! сказалъ капитанъ.

— Ну, какъ же не такъ! Вы-то капитанъ, а онъ — король… Значитъ, не все равно!

Противъ этого возражать было нечего и капитанъ пошелъ доложить королю Генриху, который грустно разсчитывалъ про-себя, сколько еще дней остается ему до неизбѣжной и отчаянной вылазки.

— А! ввести его! крикнулъ онъ; можетъ быть, онъ присланъ ко мнѣ съ извѣстіемъ, что къ намъ идутъ на помощь.

Крестьянина ввели. Это былъ статный молодецъ съ гордымъ взглядомъ, на видъ лѣтъ тридцати.

— Что тебѣ нужно? спросилъ король; говори, я слушаю.

— Я знаю, что вы съ вашими солдатами не можете отсюда выбраться… Ну, и я забилъ себѣ въ голову, что выведу васъ, потому что люблю васъ.

— А за что ты меня любишь?

— Да зато, что вы сами храбрый солдатъ, всегда впереди всѣхъ въ огнѣ и себя совсѣмъ не бережете: вотъ мнѣ и сдается, что изъ васъ выйдетъ славный король, милостивый къ бѣдному народу.