Сколько ни утешаться перспективой экскурсий в массауанские папирусные болота и подводных съемок в Красном море, с поворотом «Тигриса» в Аденский залив плавание необратимо устремилось к финалу. Это понимал Карло, предлагая северный вариант, понимал я, отказываясь от южного, — экватор, Мадагаскар, Кения, все чудесно, однако путешествие пора прекращать.
Чересчур поздно оно началось, чересчур долго готовилось — загорали на Шатт-эль-Арабе, сидели на Бахрейне и попали в океан под занавес, на исходе сроков, да еще в межсезонье, когда у ветров и течений стабильности нет.
Надо было, по лоциям, стартовать в сентябре, но кто виноват, что для лодки нужен именно августовский камыш, а климат ранней иракской осени тяжек для индейцев с высокогорной Титикаки?
Возможно, стоило, построив «Тигрис», закрыть его на стапеле брезентом и отложить старт на год. Или — в августе срезать камыш, а лодку строить следующей весной, чтобы отплыть в середине сентября. Но как быть тогда с повседневной, житейской занятостью любого из нас?
МЫ — НЕ ШУМЕРЫ
Реконструируя мореходные маршруты древних, а вернее, критикуя их реконструкцию, мы забываем, что древние не спешили. Они не работали в конторах и в институтах, не подписывали соглашений с консорциумами — странствовали себе потихоньку, с женами, детьми, со скарбом, и странствие было для них не командировкой, не отпуском — жизнью.
Главная же разница между нами и ними даже не в том.
Предположим невозможное. Мы тоже никуда не торопимся. Отказываемся, к примеру, от помощи «Славска». Выбрасываемся на мель, синдбады на дау за соответствующую мзду нас с нее рано или поздно стаскивают, устанавливается погода, меняется ветер, идем дальше.
Далеко ли уйдем?
Ночью на капитанском мостике «Славска» я видел, как на экране локатора вспыхивают бесчисленные всплески. Это нефтяные вышки — «Славск» во тьме лавирует среди них, как слаломист среди флажков. А «Тигрис» как бы пробился вслепую через этот частокол?
В древности не было вышек. Не было на Шатт-эль-Арабе мостов, под которыми не пройдешь, пока не разведут. Танкерного шоссе в Ормузском проливе не было.
И вот уж это изменить мы не властны.
Хотя и здесь в принципе выход есть.
Задним умом хорошо его различаю. Вывезти «Тигрис» на каком-нибудь сухогрузе за пределы внутренних водоемов, к тому же устью Инда, и оттуда стартовать.
«Во времена шумеров не знали сухогрузов». Правильно. Но мы-то не шумеры и все равно не убежим от сегодняшнего дня никуда.
ТОЛЬКО МАТЕРИАЛ
Хейердала часто упрекают в непоследовательности, в неисторизме. Плывет на бальсовом плоту — и пользуется рацией. Спускает на воду папирусную ладью — и запасается примусом. Выводит в море камышовый корабль — и не возражает, когда его берут на буксир.
Противоречие очевидное, если не учитывать, что Хейердалу инкриминируют идеи, к коим он не причастен.
Тур никогда не желал моделировать чье бы то ни было путешествие как таковое. Моделировалось лишь судно, не более того, и не столько судно, сколько материал, из которого оно сооружено.
Материал «Тигриса» блестяще оправдал ожидания.
«Планируем что угодно: где причалить, где отчалить, но совершенно не беспокоимся, способны ли плыть», — радовался Тур после Сокотры.
Честно сказать, иногда беспокоились: в моем дневнике случаются тревожные строки: «Погружаемся, захлестывает», — это, как теперь понимаю, образ полузатопленного «Ра» маячил перед глазами. Но камыш не папирус, и «Тигрис» не «Ра». У него и сейчас, в Джибути, метр, если не больше, от воды до палубы. Ввести его в док, поставить на стапель, подремонтировать, подсушить, и гуляй хоть в Австралию. Может, так следующим летом и поступим?
ВЗРЫВАЕТСЯ БОМБА
Отправились в гостиницу, где остановился Тур и где он назначил команде встречу. Встреча задерживалась — капитан был на приеме у президента Джибути.
Часов в одиннадцать он появился. Нашли удобное место в тени под тентом, уселись вокруг стола, и Тур сказал:
— Мы совершили большой путь, чтобы доказать, что в древние времена люди могли плавать из Месопотамии в Дилмун, Макан, долину Инда и оттуда в Африку, и готовы этот путь продолжить. Лодка в прекрасном состоянии, и, пока мы в море, у нас нет проблем.
Стоит, однако, свернуть к берегу, как начинаются сложности, мы вынуждены добиваться разрешения, власти не ручаются за нашу безопасность. Джибути — единственное более или менее тихое пристанище в огромной зоне, но первое, что мы увидали здесь, — военные геликоптеры, самолеты, суда, скопление вооруженных людей.
Нам твердят об опасностях, которые подстерегают нас, и это опасности особого рода: не штормы, не рифы, это угроза быть подбитыми снарядом или ракетой.
Можем идти через Баб-эль-Мандеб в Красное море, но что там делать? Где пристать? Где завершить экспедицию? Мы сейчас как бездомные бродяги, как изгои, которым нет места под солнцем, и все это устроили те, кто бесконечно разглагольствует о мире и одновременно разжигает войну.