В оккупации. Дневник советского профессора

Позавчера жена направила ко мне некую Анну Супрягу. Эта женщина решила спасти одного красноармейца, находящегося на излечении в Институте ортопедии. Его фамилия – Усанов. Можно опасаться, что немцы расстреляют раненых красноармейцев, как только они выздоровеют и их выпишут из госпиталя. Поэтому Супряга решила взять к себе на дом красноармейца Усанова до его выздоровления, выдавши его за своего двоюродного брата. Это можно сделать только с разрешения немецкого командования. Она пришла ко мне с просьбой помочь ей в этом деле. Я написал прошение на имя врача комендатуры, д-ра Вернике, и мы вместе отправились к этому последнему. Он принял нас вежливо, но в просьбе отказал, ссылаясь на то, что раненые красноармейцы после выздоровления будут переведены в лагеря для военнопленных. Можно опасаться, что это будет не так, как он сказал, и что немцы просто расстреляют красноармейцев, тем более что они сочтут их калеками, т. е. лишними ртами. Ведь они уничтожили душевнобольных!.. Ведь они сожгли раненых в военном госпитале!..

Материальное положение моей семьи является сейчас ужасным. Нет денег и нет продуктов. Нечего продать! Все чаще и чаще мечтаю о еде… полноценной! О белой булке, о масле, о мясе. О, мечты!..

На углу у меня только что проверили документы, и мне разрешили идти дальше.

После этого я сделал несколько шагов дальше. Эсэсовец разразился страшной руганью и, подбежав ко мне, стал махать кулаком около моего лица. В левой руке он держал трость.

Тут я сделал глупость: я вынул свой документ и вежливо попросил немца убедиться в том, что я не подлежу никаким принудительным работам. Это вывело его из себя. Он ударил меня кулаком по шее, а тростью стал хлестать по ногам. Возражать было бесполезно. Я последовал за ним в сад имени Шевченко. Тут немцы устроили кладбище для офицеров: было уже около сотни могил. На каждой имелся деревянный крест с надписью, а около креста лежала военная каска. Около двадцати граждан выравнивали могилы и приводили в порядок дорожки. Немец дал мне <лакуна> двумя другими гражданами, я стал копать <лакуна> день, я чувствовал себя совершенно больным <лакуна> питания, у меня имеются перебои в сердечной деятельности. Я очень худой, бледный, еле держусь на ногах. Вполне понятно, что при копании могилы я не смог проявить той силы, которую проявили мои два соседа, молодые и здоровые парни. Вдруг я услышал за своей спиной окрик:

– Менш (т. е. человек), разве так работают? Я тебя продержу здесь дольше всех.

– Я совершенно больной, – ответил я. – Мне работать очень трудно.

– А! Ты еще возражаешь! – крикнул немец. – И вновь ударил меня своей тростью.

Я решил больше не говорить с ним ни слова. Через час он отпустил одного парня, и на смену явился один инженер. Другого парня сменил врач. Еще через некоторое время немец отпустил инженера, потом врача. Я остался один. Явился фельдфебель. Когда он дошел до меня, эсэсовец сказал ему:

– Это лентяй и еще смеет возражать. Русская свинья!

– А ты его продержи до самого конца! – приказал фельдфебель.

Продолжаю копать дальше. Перед глазами плывут огненные круги. Я так устал, что напрягаю все силы, чтобы не упасть. Сердце мучительно бьется.

Эсэсовец то расхаживает по Сумской в поисках новых жертв, то наблюдает за нашей работой. Он избивает шестидесятилетнего ветеринарного врача за то, что тот заявил, что он по старости не может работать. Избивает одного инвалида с парализованной правой рукой. В промежутках между этими расправами он сидит на скамеечке и флиртует с какой-то девицей.

Эсэсовец – среднего роста, блондин с голубыми глазами, бритый, хромает на одну ногу. Русских он называет либо менш (человек), либо Иван.

– Эй, пст! Иван, иди сюда!

Часам к двум немец собрался уходить. Но на смену себе он оставил молодого русского могильщика. После того как немец ушел, люди стали тоже расходиться. Я решил, что и я могу уйти. Но могильщик заявил мне:

– Вам немец сказал, что вы должны работать до конца. Вот и работайте. Надо почистить вот эту дорожку.

– Но вы видите, что я работаю здесь пять часов, – ответил я, – и что я совершенно больной и не держусь на ногах.

– Ну что же! – ответил парень, – не надо было раздражать немца и совать ему под нос ваши документы. Он вас невзлюбил.

– Стыдно вам, – сказал я, – Немец поступает с нами как с врагами. А вы ведь украинец, а мучаете людей не хуже немца!

Пришлось поработать еще четверть часа, после чего я ушел домой. По дороге я встретил знакомых, которые в ужасе сказали мне:

– Что с вами? На вас лица нет! Краше в могилу кладут.

Я еле добрался домой и долго находился в полуобморочном состоянии. Сейчас я лежу с мучительным сердцебиением и с сильными болями в пояснице.

13 апреля