В оковах льда

Он горой возвышается над ней. Резкие черты лица. Резкое сложение тела. Резкая походка. Они странно смотрятся вместе. Они разговаривают. Она так смотрит на него, будто он постоянно играет на ее нервах. Отлично. Ее рука находится у рукояти меча, и я знаю, о чем она думает. Ей ненавистен «Честер». Она еле сдерживается, находясь в одном месте с Фейри, чтобы не перебить их всех. Она их ненавидит. Всех до единого.

В эту категорию скоро попаду и я.

Владелец «Честера» смотрит  наверх.

Я на крыше глубоко в тени, набросив на себя легкий гламор — новое свойство, которое еще испытываю, стараясь сделать свое лицо более приятным для нее.

Я концентрируюсь на проекции покрова ночи и пустоты, чтобы он меня не засек.

Его взгляд останавливается прямо там, где я нахожусь, и на лице говнюка появляется самодовольное выражение, но так он выглядит большую часть своего времени. Я уже почти решил, что, хоть он и может ощутить некое изменение в ночной мгле в этом месте, но на самом деле не видит меня, когда он наклоняет голову в высокомерной, величественной манере, столь характерной этому ублюдку.

Меня омывает густой, скручивающей, и удушающей яростью, и на несколько секунд я проваливаюсь в черное место, где все — лед, пустота и зло, и мне это нравится. Я радуюсь превращению в Принца Невидимых. Я провозглашаю свое право на обладание.

И провозглашаю начало войны.

Я запрокидываю голову, и волосы гривой спадают за плечи. Подрезать их теперь абсолютно бессмысленно. Я закрываю глаза, затем открываю — он все еще там. Я обращаю лицо к Луне и жадно вдыхаю. Мне хочется припасть на четвереньки и завыть, как дикий, обезумевший от голода и нерастраченной энергии зверь, способный беспрерывно трахаться в течение нескольких дней, найдя ту, которую смог бы брать так жестко и долго, как только смогу. Хочется докричаться до Луны в мире Невидимых, и услышать ее ответный зов. Я чувствую запах смерти по всему городу, и это пьянит. Я чувствую нужду, секс, голод, и как же это ужасно сладостно — человечество созрело для жатвы, игры и жратвы! Мой член пытается вырваться из джинсов. Это мучительно больно. А Земля по-прежнему продолжает вращаться.

Я снова смотрю вниз, прищурив глаза. Мои ботинки покрыты льдом. Крыша скрылась под белым кругом снега и сверкающего льда в радиусе четырех с половиной метров вокруг меня. Без единого хруста я придвигаюсь чуть ближе к парапету крыши, следя, как они обходят вокруг здания. Это стало намного проще, когда для передвижения мне больше не нужно использовать свои ноги.

Он не такой, каким притворяется рядом с ней.

Я слежу за ним постоянно. И собираюсь быть там, когда он отбросит притворство. Я стану ее пуленепробиваемым жилетом, ее защитой, ее гребаным падшим ангелом, хочет она того или нет. Он притворяется почти человеком. В нем не больше человеческого, чем во мне. Притворяется таким белым и пушистым для окружающих, и все настолько беспечны, что даже не подозревают о его клыках. Он подобен угрожающе зависшему над вами Судейскому Молотку, когда вы об этом даже не подозреваете. До тех пор, пока не будет уже слишком поздно.

Оказавшись мертвы.

Дьявол в костюме бизнесмена, он выжидает удобного случая, собирая и обрабатывая информацию, и когда принимает решение, раздается стук молотка и все, кто его доставал, оскорблял, или просто дышал в его сторону, умирают.

Она не получит ​​отсрочки приговора. Никто ее не получит. Единственный, кто для него имеет значение — другие, такие, как он.

Она думает, что он не животное, как Бэрронс. Что он более цивилизован. Она права, он более элегантен. Вот только это и делает его опаснее. C Бэрронсом ожидаешь облажаться по-царски. С Риоданом невозможно предсказать следующий поворот событий.

Он относится к ней, как любой взрослый, взявший под свое крыло четырнадцатилетнего подростка. Будто нуждаясь в ее детекторных способностях, так же как это проделал с Мак Бэрронс, и в итоге она ведется на это так же как Мак. Он выстраивает в линию свои фишки домино, чтобы те легче падали, когда он их собьет, не прилагая при этом совершенно никаких усилий, тем самым упрощая себе задачу по ее устранению без лишнего напряга на ее поимку.

Ублюдок вроде него, использует женщин только для одного. Для чего она еще не достаточно взрослая. Пока. Не могу решить, что хуже — если бы он ее убил, прежде чем она подрастет или подождал и сделал бы ее своей в бесконечной веренице его любовниц.

Она не такая как та бесконечная вереница прочих. На такую дается один шанс на всю жизнь. И если его просрешь — для тебя в заготовлено особое место в аду.

Неожиданно она срывается с места и топает вперед. Она в бешенстве. Я скалюсь.

Я вынимаю нож, выворачиваю руку себе за плечо и скребу им спину. Кровь струйками сочится вниз. У меня вырывается вздох облегчения, но понимаю, что ненадолго. Время сна — настоящая пытка. Моя спина зудит и чешется не переставая и человеческая наркота на меня больше не действуют. Я кручусь, пытаясь удачнее почесаться.