В оковах льда

— Бумажки! Чертовы копии, дыроколы и скоросшиватели! Только этим и занимаешься? Поэтому тебе так хочется, чтобы я постоянно вертелась вокруг. Чтобы суперэнергичная Мега оживляла твою скучную жизнь? — Я так зла, что меня начинает колбасить, порывами ветра разметая бумаги на его столе. Когда я реально выхожу из себя, то могу вызывать не сильные воздушные колебания вокруг себя, не так как Эльфы конечно, да и температуру менять не могу. Иногда я это делаю, чтобы вывести из себя некоторых уродов. Эта привычка здорово вышибала дерьмо из Ро.

Он ловит лист бумаги, прежде чем тот слетает со стола.

— Какие-то проблемы.

Как он это делает? Задает вопросы так, что они не звучат, как вопросы? Я пыталась повторить, и это вам не семки щелкать. Голосовые связки требуют повышения интонации в конце фразы. Я пытаюсь перепрограммировать себя. Не потому, что планирую начать ему подражать (по крайней мере, не при нем), а потому, что думаю, это неплохой способ себя испытать, перестроить привычки. Повысить пределы самоконтроля.

Мои волосы облаком развиваются вокруг головы, лезут в глаза. Я обеими руками раздраженно отбрасываю их назад, мне очень хочется ништячно зависнуть с Танцором и пожевать вяленого мясца.

— Да! Похоже, я просто не имею права на личную жизнь!Похоже, у меня, просто не может быть никаких планов на вещи, противоречащие твоему дурацкому правилу — каждый вечер являться на работу ровно к восьми! Никто не работает каждую ночь подряд! Почему бы мне не получить пару свободных ночей, чтобы делать все, что мне вздумается. Я так чертовски много прошу?

— У тебя намечалось свидание.

И снова этот полувопрос, но услышав слово «свидание» и сопоставив его с Танцором, я выдавливаю единственное, что приходит мне в голову:

— А?

Риодан встает, нависая надо мной. Я живу в мире людей, которые в основном выше меня, но Джо говорит, я еще подросту. Я часто измеряю свой рост. Не хватало еще навсегда остаться коротышкой метр с кепкой[37] ростом.

— Ты сказала: планы. Ты не сказала, какие именно.

— Тебя это никаким боком не касается.

— Меня касается все.

— Но не моя личная жизнь. Потому она и называется личной.

— Значит, это твой маленький дружок.

— Не говори о нем. Забудь о нем. И вообще он не маленький. Кончай его так называть. Вот увидишь, он тебя еще и перерастет.

— Сейчас не время играть в куличики и возиться с неуклюжим ребенком, который и понятия не имеет, как пользоваться собственным членом.

Он только что заставил меня подумать о члене Танцора. Мысль настолько некомфортная, что я начинаю перескакивать с ноги на ногу.

— А кто тут говорит о члене? Я просто хочу вечером посмотреть кино!

— И какое же.

— На кой хрен тебе это надо знать?

Он бросает на меня взгляд.

— Крик четыре. Доволен?

— Так себе.

— Танцор сказал, что хорошее, — бурчу я сердито. Неужели его уже все посмотрели, кроме меня?

— Чего и следовало от него ожидать.

— У тебя какие-то претензии к Танцору?

— Да. Он причина твоего сегодняшнего дерьмового настроения, и мне приходится с этим мириться. Следовательно, или мне нужно исправить твое настроение или избавиться от Танцора.

Моя рука тянется к рукоятке меча.

— Даже и думать не смей отнимать у меня что-то мое.

— Не вынуждай меня.

Он обнажает клыки. Я качаю головой и присвистываю:

— Чувак, да что ты за чудо-юдо такое?

Он долго смотрит на меня в упор, и что-то мелькает в его глазах. Что-то, что я должна понять, но просто не могу разобраться. В тесном, замкнутом пространстве офиса ощущается сильный порыв ветра — сильнее, чем, как правило, удается генерировать мне, и до меня доходит, что это исходящие от него вибрации — он тоже создает ветер. Я выхожу из себя. Могу я хоть что-нибудь сделать, что не под силу ему? Посмотрев сквозь стеклянный пол, я вижу, что все под нами движется, словно в замедленной съемке. Мы оба — в режиме стоп-кадра. Я даже не поняла, в какой момент перешла в турбо режим.

Он замедляется первым.

Мне требуется больше времени, чтобы придти в себя, учитывая, как я завелась. Когда мне удается, наконец, успокоиться, я подтягиваю к себе кресло, плюхаюсь в него и закидываю ноги на подлокотник. Вся моя поза так и вопит на всех известных человечеству языках о воинственности. Язык жестов — мой родной язык.

Риодан — как океан. Он то, что он есть. И он не изменится. Бессмысленно бороться с приливом. Или с отливом. Вода просто прибывает. И уносит тебя с собой. Он держит меня в короткой узде и не собирается никуда отпускать.

— Итак, что у нас запланировано на сегодня? Босс. — В последнее слово я вкладываю все свое презрение.

И снова этот взгляд. Для меня он — всегда загадка. Иногда мне удается читать его как открытую книгу, а иной раз все, что я вижу на его лице — пара глаз, нос и рот.

Я закатываю глаза:

— Что?

— Так, кое-что пришло в голову. И я собирался поделиться с тобой. — Затем, как ни в чем не бывало, возвращается к своим бумажкам, упорно меня игнорируя. — Можешь идти.

Я выпрямляюсь:

— Че правда что ли? Ты серьезно?

— Выметайся из моего офиса, детка. Иди и смотри свое кино.

Я мгновенно оказываюсь у двери и открываю ее.