В оковах страсти

Голос его звучал напряженно и был пропитан ненавистью. Я чувствовала, что своими злыми вопросами он пытался отвлечься от страха темницы, преодолением которого ему грозило и это заточение. Однако слова его мешали мне, в конце концов, в руках моих находилась реликвия.

— Это тебя абсолютно не касается.

— Очень даже касается. Ведь это я достал его вам! Если это золото, то оно мое как плата за самую подлую и мерзкую попытку убийства. Дайте сюда.

Обеими руками он ухватился за ящик.

— Перестань! Эрик, не глупи! Это никакое не золото!

— Не золото? Так что же тогда? — разочарованно спросил он.

— Кусочек одежды святого Леонарда и… и палец…

— Что? Из-за какой-то кости я рисковал своей жизнью? Из-за какой-то истлевшей, старой кости? — Он уронил руки. — О Один…

— Не истлевшая кость, а реликвия, она священна!

Эрик зло рассмеялся, скрестив на груди руки.

— Без сомнения, речь идет об одном из многих пальцев святого, как там его называют, заставивших парализованных видеть, а слепых ходить за пару крестов, приобретенных на ярмарке. Оставьте же его здесь, возле пальцев мертвого монаха, по крайней мере, ему не придется скучать рядом с себе подобными.

Его изощренный сарказм вызвал у меня слезы. Даже здесь, глубоко под землей, он находил причины для спора. Ничего не произнеся, я повернулась и хотела уйти в темноту старого хода в горе, чтобы больше уже никогда не видеть его.

— Элеонора, подождите! — Он крепко держал меня за платье. — Не убегайте одна. Я…

Я медленно повернулась. Мне было холодно, и я почувствовала вдруг чудовищную усталость, которая вынуждала меня не идти, а прямо сейчас прилечь на сырую землю.

— Давайте не будем понапрасну тратить свои нервы, ни вы, ни я. — Это прозвучало как мольба. — Ящик. Позвольте мне нести его.

Дрожащими пальцами он отобрал у меня реликвию. Я съежилась от холода. Эрик поставил ящик на землю и расправил на плечах мокрое покрывало с алтаря. Оно, пропитанное водой, упало на землю.

— Hinn krossfesti, [44]нельзя было допустить, чтобы с вами что-либо случилось, такой мокрой, какой вы были от своей святой воды, — сказал он, едва дыша.

Я была слишком изможденной, чтобы вновь вступать с ним в спор. Хотела обозвать его проклятым богохульником, оскверняющим святую воду, разрушающим чашу и насмехающимся над реликвией, но я была слишком усталой и уж совсем не была готова к тому, что он обнимет и прижмет меня к себе и посмотрит в мои глаза долгим взглядом. Ничто не шевельнулось в этом темном, отрезанном от внешнего мира месте. Тишина звенела в моих ушах, смешиваясь с треском огня, который все еще неистовствовал в моей голове, охватив, казалось, мой лоб железным кольцом. Эрик, которому после спора и в голову не пришло извиниться, безусловно, дал мне некоторое время для того, чтобы я смогла собраться с силами. Шум исчез. Сырая одежда, холод и запах гари уже не имели значения, потому что мы стояли, поддерживая друг друга. Постепенно напряжение спадало, покой снизошел на меня, и я смогла наконец, несмотря на затхлый воздух, вновь вздохнуть полной грудью.

За все это время Эрик даже не шелохнулся. Он глубоко дышал и не торопился выпускать меня из своих объятий.

— Может, нам уже следует идти, а то свеча погаснет, — пробормотал он и склонился, чтобы поднять ящик с реликвиями.

Я поспешно кивнула и осветила свечой проход. Он был узким и низким. Эрику придется проделать весь путь согнувшись. У моих ног кишмя кишели какие-то твари. Я до смерти боялась змей и пауков и радовалась тому, что мои сапоги не такие дырявые, как у Эрика. Боже, когда же все это кончится? Отдохнуть, проспав весь день… Громкий кашель Эрика напомнил мне, что самое время отправиться в путь.

Со стен непрерывным потоком лилась дождевая вода, и мы ступали прямо по глубоким лужам. Капая на наши головы, вода струями стекала с волос, попадала за ворот мокрой насквозь одежды. Мы ощупывали поросшие мхом стены в поисках какой-нибудь опоры, чего-нибудь, за что можно было бы ухватиться, но лишь скользкая слизь оставалась на наших холодных пальцах. Свисающие, как нити, черви касались моего лица и цеплялись за волосы. Я в панике отскакивала, размахивала свечой, чтобы защитить себя. Темный бесконечный ход простирался перед нами. Будет ли ему конец? Страх задохнуться под этой затхлой массой земли или быть погребенными заживо сдавливал сердце. Эрик попросил сделать передышку и в изнеможении прислонился к стене. Воздух клокотал в его легких при каждом вдохе и выдохе, ему надо было отдышаться. Что-то черное, как привидение, шмыгнуло по моим ногам, я вскрикнула — жирная крыса побежала прочь. Когда мы перевели дух, я повыше подняла свечу, чтобы не видеть под ногами мерзких тварей. Чем дольше мы шли, тем сильнее становился запах гнили. Позади себя я слышала, как тяжело дышит Эрик, чувствовала его неуверенные шаги. О пресвятая Дева Мария, не оставь нас своею милостью, помоги выйти на свет Божий…