В окружении (ЛП)

поднял палец вверх, чтобы я помолчал, и его улыбка испарилась. Тогда его взгляд стал

серьезным, как будто другая мысль только что посетила его голову, а затем он заговорил:

– Ты предлагаешь, потому что хочешь? Или из–за того, что произошло с Брендой?

Я потянулся за его запястьем и потянул его руку вниз на матрац между нами, а потом

погладил его щеку и губы.

– Я предлагаю тебе потому, что хочу быть с тобой. Утром, днем, ночью. Я – жадный.

Я хочу, чтобы все твое свободное время было моим, – я перевернулся на спину, уставившись

в глаза, сосредоточенные на мне.

Угу, я наверняка, казался, каким–то контролирующим придурком. Но я не это имел

ввиду. Я не хотел становиться единственным центром в его жизни. Я просто хотел быть в ней

в каком–то постоянном качестве. Я хотел делить с ним хорошее и плохое.

– Это звучит безумно, я знаю…

– Нет, – произнес он, подкатываясь ко мне. Я протянул через постель к нему руку,

чтобы притянуть ближе, и простынь скользнула по изгибу его бедра, когда он прижался

своим обнаженным передом к моему боку, а затем лег щекой на мое плечо.

– Это звучит превосходно, – прошептал он в мое ухо.

Я посмотрел в его сторону, и когда та же застенчивая улыбка повторилась, я

почувствовал, как грудь почти разрывает от любви к нему.

– Да?

Дилан прикусил свою нижнюю губу и кивнул, перед тем как наклониться и уткнуться

носом в изгиб моей шеи.

– Я тоже жадный.

Когда он произносил это, Дилан провел пальцами по моей груди, подражая моему

жесту до этого, распластав ладонь поверх моего сердца.

– Спасибо за прошлую ночь.

– Я не сделал…

– Ты был рядом, – сказал он, а затем мазнул губами по моей щеке. – Ты выслушал

меня. Ты поддержал меня. И Эйс?

– Да? – спросил я, поворачиваясь так, что наши носы соприкоснулись, и когда я

увидел блестящий след от одинокой слезы на его щеке, я нежно поцеловал его губы, и он

прошептал:

– Ты заставил меня чувствовать себя в безопасности.

Я перекатил его на спину, и когда навис над ним, я обхватил его голову своими

ладонями и прошелся большими пальцами по его щекам.

И у меня не было сомнений, пока я смотрел на него сверху–вниз, что я влюбился

сильнее в него, чем в любого другого человека. И пока Дилан лежал и смотрел на меня с

таким доверием, – из–за которого, если бы я не сходил по нему с ума, я мог бы свернуть горы

– и я гордился этим. Я хотел этого доверия. Тот факт, что он вручал мне его, когда я знал, что

он не делал этого с легкостью, делал все, что мы делили между собой намного священнее.

***

Несколько дней спустя я сидел в кабинете своего агента, которая показывала мне

пробные снимки от съемки для духов Provocateur. Клодия сидела, откинувшись на спинку

своего кожаного, офисного кресла, и постукивала по своей нижней губе кончиком очков для

чтения.

– Сексуальные, не так ли? – спросила она, пока я изучал снимок за снимком, и была

права. С откатывающимися волнами от берега снимки меня, Рошель и Лоренцо, двумя

другими моделями, с которыми я работал в то утро, были чрезвычайно сексуальными.

Изображение, которое я рассматривал с ними двумя, возящимися на песке было

потрясающим воплощением чувственности в лучшем виде. Они дразнили тем, что могло бы

случиться, и тем, что может случиться вместе с Provocateur.

Рошель лежала на своей спине, выгнувшись на локтях и откинутой головой назад,

обнажая свое горло и грудь в миниатюрном бикини из полосок, пока вода прибывала к

берегу, окружая ее ноги и лодыжки. Лоренцо лежал справа от нее, одетый только в потертые

джинсы, как и я, и склонился над ней, спиной к камере, губами очевидно нацеливаясь на ее

грудь.

И потом был я.

Я лежал с другой стороны. Растянулся в не застёгнутых джинсах, пальцы скользнули

под полоску низа ее бикини, а глаза были направлены прямо на камеру. Мои волосы убраны

назад, а лицо было единственным повернутым и являлось центром фотографии, мои глаза

приглашали любого, кто смотрел, присоединиться к нашим влажным джинсам и

блуждающим рукам. И мои пухлые, приоткрытые губы, на которых у Эйса постоянный

стояк, говорили покупателю, что то что я делал, было столь же греховно, как они себе

представляли.

– Да. Сексуально, это точно, – сказал я.– Хорошо, что никто не знает, насколько вода

была холодной и насколько некомфортными были эти съемки, на которой мы украшали

собой камни.

Клодия села прямо на своем стуле и потянулась за финальным снимком.

– Никого это не волнует. Их волнует, чем вы все занимались после этой съемки. Их

волнует, что духи этой женщины заставили двух сексуальных мужчин наброситься на нее на

пляже. И их всех будет волновать, что кто–то, такое же сексуальный, как ты пригласит их

присоединиться.

Я не мог сдержать смеха, указывая на очевидное.

– Даже, если они все знают, что я гей?

– Пфф, умоляю, – сказала она со взмахом своей руки, сверкая взглядом на меня. –