В омут с головой

Все затихло, забылось. Снова это случилось, когда ты пришел на чтение в Британскую библиотеку. Позже за ужином ты дрожал с чашкой чего-то горячего в руке и силился улыбнуться. Вернувшись домой, ты свалился на диван и снова вспомнил о клеточной смерти и влиянии боли на эту смерть.

В том году тебе было больно. Ты потерял себя. Лишился бабушки. Убили Рашана Чарльза и Эдсона да Косту – убили тело, убили дух. Будто вторя тем случаям, тебя тоже прижали к стене, и ты исцарапал все руки в попытках за что-нибудь ухватиться. Горло сдавило даже без их пальцев на нем. Все распадалось на кусочки. Пульс сбился. Ничего страшного. И все же. Не нервничай.

Ты нуждался в совете, поэтому выключил свет, включил фильм и заплакал в темноте.

Ты плачешь в темноте. Смерть – это не только про тело, а слезы – это не только про боль. Ты уже много сказал, но хочешь поведать еще и о спокойствии осеннего вечера, о деревьях, которые в сумерках клонятся в твою сторону. Ты держишь ее в объятиях, слегка отстраняя от себя. Говоришь не смотреть тебе в глаза, потому что, когда ваши взгляды встречаются, ты не можешь лгать. Помнишь, что сказал Болдуин? «Я просто хочу быть честным человеком и хорошим писателем». Вот. Честным человеком. Ты честен, здесь и сейчас.

Ты пришел рассказать, каково это, полюбить свою лучшую подругу, а точнее, вот о чем: когда волнение океана выходит за его пределы, слезы бегут по щекам. Некуда бежать и негде прятаться. Глаза в глаза. Честный человек. Вот. Здесь и сейчас, и чересчур. Пытаешься подобрать слова, но ничего не находишь. Ты глотаешь жизнь, закрываешь рот и вовсю раскрываешь глаза. Не держи в себе – задохнешься! Вопрос: если лаконичность – это умение выразить суть наименьшим количеством слов, есть ли что-то лаконичнее любви? При встрече взглядами не нужны слова – это честная встреча.

Ты пришел узнать, будет ли она смотреть на тебя, пока ты рассказываешь свою историю.

28

Это не преувеличение. Ты умираешь. Вы, молодые парни, умираете. И убиваете этим ваших матерей. Их выматывает скорбь. Их выматывают усилия. Эта ненадежная жизнь. Представь, что каждый день выходишь из дома, не зная, вернешься ли в целости и сохранности. Тебе такое представлять не надо. Твоя жизнь ненадежна. Но у тебя все норм, правда норм, делаешь вид, что норм. Взаправду норм, пока… Вздох в темноте. От ежедневного напряжения трудно дышать. Тебя рвут и крутят, будто вырывая страницы из твоей книги и сминая их в мусор. Вот как ты умираешь. Вот как умирают молодые парни. Вот как с ними умирают их матери, любимые, сестры и дочери. Их выматывает скорбь. Их выматывает усилие. Эта жизнь очень ненадежна и может прерваться в любой момент. Представь, что каждый день выходишь из дома, не зная, вернешься ли в целости и сохранности. Представь, что твоя целостность может быть нарушена в любой момент, и поэтому ты живешь кусочками. Живешь сломанным, живешь мелко, пока тебя не заставляют стать еще меньше, пока тебя окончательно не сломают. Ты черное тело, форма, сосуд, имущество. С тобой так обращаются, потому что имущество легко разрушить и разграбить. Тебе не надо воображать жизнь, которой ты уже живешь. Очень страшно вздыхать в темноте и говорить, что все правда норм, потому что это стихотворение заканчивается твоей скорой смертью. Тебя рвут и крутят, и ты боишься, что тебя унесет легким бризом. Вечно невидимый. Эта ненадежная жизнь. Скорая смерть. От ежедневного напряжения трудно дышать. Вот как ты умираешь. Вот как умирают молодые парни. Вот как с ними умирают их матери, любимые, сестры и дочери. Вздох. Это не преувеличение. Тебя выматывает скорбь. Тебя выматывает усилие. Хочется верить, что есть такой вид эмпатии, когда тебя могут понять, но, рассказывая эту историю, ты снова и снова плачешь. Страдание продолжается.

Это очень ностальгическая история, а точнее, очень печальная: мы часто вспоминаем прошлое со светлой грустью, желанием вернуться в него, несмотря на то, что знаем: вернуться в памятное время – значит испортить, исказить его. Каждый раз как ты вспоминаешь что-то, память истончается, будто ты вспоминаешь воспоминание, а не само событие. Ничто не остается в целости и сохранности. Но ты все равно этого хочешь, все равно жаждешь.

Ты часто вспоминаешь, как увидел четверых черных парней в BMW. На светофоре все они сбросили капюшоны. В нос бросился сладковатый запах марихуаны. Они качали головами в ритм музыке.

Грудь наполнилась радостью оттого, что те парни были в машине, желтый свет фонарей падал им на лица, но свет в их глазах был куда ярче. Раскованная жизнь, пускай и ненадолго, но принадлежит им в этом автомобиле: драм-машина качает весь салон, а они хохочут, как дети, смеясь над только им понятными шутками. Скрип шин, рев двигателя – смех затих в ночной дали, и радость сменилась спокойным, немного странным чувством. В нем не всегда есть удовольствие, но было здорово ощутить и его помимо обычного в такие моменты страха.