В опале честный иудей

Но уж очень верилось в торжество светлых перемен, уж очень не терпелось их увидеть, почувствовать, свободно вздохнуть. Не вняв предостережениям мудрого супруга, я уцепилась за мысль, которая меня тогда больше устраивала: глупо решила, что и весь род людской, подобно мне, охвачен азартом свершения славных, прогрессивных преобразований. Расплатилась за это сполна. Ценой ошибок и разочарований пришла к выводу, старому, как мир: медленнее, неповоротливее уступает путь новизне сфера духовная, а укоренившиеся пороки необыкновенно живучи. Конкретизируя сделанный вывод, можно сказать: наибольшая косность, приверженность к порядкам времен застоя оказались свойственными представителям интеллектуальной части общества, духовной элите - писателям. Пожалуй, правильно будет взять высокое определение в кавычки. До идеального в их среде было неизмеримо далеко. Советских писателей развратили безответственность и безнаказанность. Я уже говорила, что ложь, которую они несли в народ, поощрялась компартией. Им ничего другого не оставалось, как ради личного благополучия притворяться, что верят в вечность комрабства.

СОВЕТСКИЕ ПИСАТЕЛИ И ПЕРЕСТРОЙКА

Жаждали ли товарищи писатели - помощники партии - радикальных перемен в стране? Со стопроцентной уверенностью могу утверждать - нет!

Их жизнь и жизнь так называемых простых людей во всех отношениях разделяла пропасть. Зачем было им отклоняться вправо или влево, когда по накатанной компартийной дорожке - гладкому тракту - их жизнь катилась в экипаже на рессорах?

Но перестройка грянула, неотвратимо, как кара Господня. И словно в сказке, в один мрачный для них день золото в виде десятков авторских томов, стоящих дома на полках, превратилось в черепки. Хуже того, лживые книги предстали перед миром обличающими документами: они явили собой ложь, которую можно было потрогать руками, ложь, от которой невозможно было отказаться или отвертеться. Надеть паранджу? Спрятаться под маску? Или покаяться публично перед теми, кому бесстыдно, в личных корыстных интересах многие десятилетия морочили голову? Но кто, что должно было подтолкнуть, принудить советских писателей к покаянию? Покаяние, если оно чистосердечно, признак силы личности или партии, но не ее слабости и трусости. Повиниться в содеянном перед народом мог заставить стыд. Стыд?! Это у кого же? У проповедников бесстыдства и вопиющей лжи?! Да и зачем проявлять беспокойство: можно отмолчаться, отсидеться в тиши и безмолвии в смутное время, а там жизнь покажет... А посему, оправившись от первого испуга и угрозы публичного позора за добровольное бесчестье в годы комвсевластия, авангард советский культуры с облегчением констатировал: опасности нет, судить его некому, народ судить находящихся «над» ним и не приучен, и не научен. Нет мощи былой у содержавшей своих помощников компартии? Изменилось общество? Грядут и утверждаются новые нормы жизни? Что ж, и это годится: необходимо только опять же приспособиться! Вот и все. А этот способ существования освоен на пять с плюсом, даже блистательно. Поняв это, бывшие советские писатели поступили так, как поется в русской народной песенке:

Дунул ветер, и Авдей полюбился больше ей.

Стоит дунуть еще раз, и полюбится Тарас!

Ай, люли, ай, люли, и полюбится Тарас...

К тому же зачем деятелям культуры общества развитого социализма лезть в пекло раньше батьки, то есть коммунистической партии? А ей, такой всегда и во всем лучезарнокрасивой на протяжении почти восьми десятков лет, добровольно, самокритично расстаться с нимбом?! Что за надобность - в спину никто не толкает, не подгоняет...

В такой ситуации литераторы первого эшелона коммунистического режима ушли в тень. Стушевались вроде. Чем стали заниматься - не интересуюсь. Но головки начали поднимать те, вина которых из-за недостаточно громких имен не казалась слишком уж большой, мол, жили себе, жили, но погоды не делали. Правда, жили партподпевалами, но кто об этом будет вспоминать? С ними произошла некая удобная для них метаморфоза, основанная на той же способности к приспособленчеству. Они в свое время не схватили Бога за бороду и теперь спешили наверстать упущенное. Примеры? Да сколько угодно. Но без фамилий. Персонажи узнаваемы по делам, точнее сыгранным ролям. Вот известные мне, как и всем, вехи биографии одного такого писателя, которого запомнила с его же помощью.