В опале честный иудей

В третий раз А. Дементьев объяснился в «любви» к Ал. Соболеву - напоминаю, покойному - в конце 90-х. Бесхитростным человеком был, тоже, к сожалению, покойный, Э. Яновский, глава издательства «Янико», которое специализировалось на выпуске миниатюрных коллекционных книжечек авторов по выбору издательства. Он обратился ко мне с просьбой подобрать материал для книжечки об Александре Соболеве в связи с огромной популярностью песни «Бухенвальдский набат». Ему я тогда впервые сообщила, что посвятил поэт свое произведение миллионам евреев, жертвам фашистских репрессий. Он написал об этом в кратеньком предисловии. Чтобы подтвердить распространение «Бухенвальдского набата» в других странах, он посчитал необходимым поместить в книжечке текст песни на разных языках. И, конечно же, на еврейском. В одну из встреч обрадованно объявил: «В Израиле работает собкором Дементьев. Он пообещал выслать ксерокопию. Подлинник есть в библиотеках Израиля...» Я засмеялась: «Не надейтесь!» Яновский не хотел мне верить. Он принялся настойчиво и часто «охотиться» за вдруг начавшим «пропадать» Дементьевым. В общем, я оказалась права. Пришлось Яновскому воспользоваться услугами своего знакомого, который выезжал в Израиль по личным делам... Книжечка вышла в 1999 г.

И что это не лежит душа у Дементьева к Ал. Соболеву, даже покойному? Так и норовит при случае «ножку ему подставить». В чем провинился автор «Бухенвальдского набата» перед благополучным и успевающим в любые - будь то коммунистические или демократические - времена Дементьевым? Одно могу утверждать со стопроцентной достоверностью: «выбиваться в гении» Соболев Дементьеву не мешал никогда.

И не унывая, открывает поэт А. Дементьев свою еженедельную передачу словами: «Пока мы боль чужую чувствуем... есть нашей жизни оправдание». Ах, как красиво! Но лживо. Без права произносить такие оповещения. И за что так и подмывает его насолить Ал. Соболеву, хотя никогда и словом с ним не перемолвился? Не дает покоя синдром Сальери, других причин просто нет. Разве еще антисемитизм? Но это предположение, не более.

С теми же мыслями и теми же вопросами покидала я кабинет главного редактора журнала «Новый мир» после безрезультатного, признаюсь, очень обидного для меня, хотя и кратчайшего с ним разговора. По разным литературным дорогам ходили прозаик С. Залыгин и поэт Ал. Соболев. Столкнуться вроде бы негде, делить нечего, ссориться не из-за чего. Охотно слушая жаркие, созвучные с моим настроением речи Залыгина в защиту природы, я прониклась к нему и уважением и доверием. Посоветоваться было не с кем, и я напросилась к нему на прием. Избрав известного писателя, судя по его публичным выступлениям - человека весьма демократичного, на роль потенциального защитника Ал. Соболева - явной жертвы тоталитарной системы, я надеялась, что он проникнется жаждой восстановить справедливость, силой своего авторитета положить начало оправданию без вины виноватого, униженного и всесторонне обобранного режимом собрата по перу. Я собиралась просить его ознакомиться со стихами Ал. Соболева, составить о них и авторе собственное профессиональное мнение, выступить со статьей о нем в любом периодическом издании, например в своем журнале, положив тем самым начало «реабилитации» Ал. Соболева и возвращению из небытия его поэзии.

...Я прервала свой просительный монолог, увидев, что мой собеседник (это происходило в его кабинете; подчеркивая доверительный характер нашей беседы, хозяин кабинета сел в кресло напротив меня), резко поднявшись с кресла, обошел стол и сел за письменный стол с явным неудовольствием на лице. Сухо, кратко сослался на занятость, на немолодой возраст...

Я взяла с собой некоторые, как считаю, из самых удачных стихов Соболева. Он на них и не глянул. Молча сидел за столом. Указать на дверь можно и молчанием, не обязательно приказывать: «Вон!». Я вышла от него совершенно обескураженная. С опозданием пыталась разобраться, понять, по какой причине мой собеседник был со мной почти невежлив: насупленный, без улыбки... Категорически отказал в помощи. В чем? Кому?.. Да не мне же! Он повернулся спиной к обреченному на смерть труду другого писателя. Не протянуть в таком случае руку помощи?! Я ничего не понимала, не понимаю и теперь, когда пишу эти строки. Мне вовсе не хочется выставлять известного советского писателя в невыгодном для него свете, очернять его. Но, чтобы оправдать его поступок, я должна четко уяснить мотивы поступка. А этой ясности у меня нет. И говорить здесь приходится не столько о судьбе творческого наследия Ал. Соболева, сколько о личности того, кто отвернулся от него как враг или невежда.