В опале честный иудей

Комитет без лишних проволочек объявил поэту шах, потребовав для всестороннего и беспристрастного разбора обращения Ал. Соболева... рукопись. Ал. Соболев пытался возразить: достаточно того, что в поэзии он не новичок, наоборот, сдавший экзамен «на отлично». И Л.И. Тимофеев только подтвердил его незаурядное литературное дарование. Но Комитет стоял на своем твердо, мнение миллионов для него не указ, мнение авторитетного литературоведа - тоже. Сами с усами. Разберемся... «Перетягивание каната»... Ал. Соболев отвез рукопись сборника в Комитет, а вскоре, как и ожидал, получил «мат», т.е. свою рукопись с очередной разносной рецензией. «А судьи кто?» Да все свои же ребята, платные палачи, набившие руку на разносе неугодных им одаренных авторов: авось соперников поубавится!

Как осмеливались опровергать Л.И. Тимофеева? Негласно. Втайне получали заказ, втайне вручали содеянное заказчику. Имена? А зачем? Каждый из них олицетворял систему. Думаю, этого достаточно. Большую часть рецензий - необъективных, злобных - поэт выбрасывал. Создавалось впечатление, что состряпывались они по одному трафарету, с убогим однообразием. Обычно в первых строчках «отповеди» присутствовали порой даже светлые краски: называлось несколько, по мнению рецензента, терпимых, почти удачных стихотворений. Затем тени сгущались, и рождался приговор: преобладающая часть рукописи критики не выдерживает.

И тогда возникало дежурное резюме: достойных внимания стихов так мало, что они не составляют сборника. Следовательно, книги для издания нет. И это был приговор окончательный, подобный пудовому замку на воротах издательств, куда вход автору закрывался навсегда. Почему навсегда? Да потому, что ни в одной издательской рецензии на стихи Ал. Соболева не было той необходимой фразы, которая говорила бы о намерении издателей вернуться к его стихам. Ни разу не довелось увидеть своего рода поддержку-обещание:  «Рукопись следует доработать и пополнить новыми стихами».

Как-то раз я взяла случайно сохранившиеся рецензии и занялась своеобразным анализом. На одну половину листа бумаги выписала названия стихов, заслуживших у рецензентов знак плюс, на другую половину - знак минус. Забавная получилась картина: то, что хвалил один, под корень рубил другой... И наоборот. Несложный подсчет, и оказалось: более двух третей стихов Ал. Соболева, даже по предвзято придирчивым оценкам заказных рецензентов, «котировались» по высшей шкале ценностей... Но всегда не они служили основанием отношений поэта и издателей.

Как реагировал Ал. Соболев на охаивание своих достойных публикации стихов? Спокойно: читал и, как говорила, выбрасывал. Поэт внутренне был готов перенести любой выпад против себя благодаря им же, я говорила, придуманному «амортизатору»: «важно не явление, а отношение к нему».

Но в отдельных случаях, когда рецензент разносил его стихи с особым рвением, он «отвечал», с прицелом на будущее, эпиграммой или пародией.

Помню, как разлютовался в отзыве о рукописи Ал. Соболева чистой воды советский поэт Александр Жаров, автор поэмы «Гармонь» о социалистических преобразованиях в советской деревне. Украшали сочинение стилистические находки. Например:

Тили-лень да тили-лень, в плечи режется ремень...

или:

.. .Целый вечер на гумне пляшете «метелицу».

Не пристало, девки, мне с вами канителиться...

еще:

.. .Девкам лезут под подол... заступися, комсомол!..

Это все, что у меня осталось в памяти из многострочной поэмы. Почему я ее читала? Вероятно, по рекомендации списка книг для внеклассного чтения. В нашей скромной домашней библиотеке для произведений социалистического реализма места почему-то не находилось, просто их не приобретали.

Ознакомившись с рецензией А. Жарова на свою рукопись, Ал. Соболев написал под свежим впечатлением:

Тили-лень да тили-лень, сел поэт вечор на пень.

Распустил ремень-супонь, растянул меха-гармонь.

Стонут бедные меха, льется песня-шелуха.

Щелкнул соловей Луне:

«Это - пень сидит на пне»...

Телефонный террор. Это по-своему замечательное среди прочих явление в жизни Ал. Соболева, ибо оно убедительнее всего сказанного в разное время о «Бухенвальдском набате» доказало, как на камне высекло, что произведение создал Ал. Соболев - исключительное, небывалое, способное поразить завистников до отклонений в психике. Я не преувеличиваю. Чем иным, если не «сдвигом по фазе», как теперь говорят, можно объяснить анонимное телефонное внимание к поэту Ал. Соболеву на протяжении двадцати семи лет! Остановитесь, вникните: на протяжении двадцати семи лет, до смерти поэта!.. Что подпитывало ненависть весь этот долгий срок? Неистребимая жажда навредить, оскорбить, лишить покоя. Этим возбудителем мог быть и был постоянно действующий фактор — сам неумолкающий повсюду, как набат, «Бухенвальдский набат».