В опале честный иудей

Очевидно, слух о том. что автор знаменитого «Бухенвальдского набата» живет вот тут. рядом с ними, казался для некоторых обитателей Южного Измайлова чем-то сверх-неправдоподобным. По советским кастовым меркам он должен был находиться где-то возле советских коммунистических «брахманов». Поэтому в первые месяцы жизни в Южном Измайлове Александру Владимировичу, особенно во время прогулок, очень много раз приходилось отвечать на вопрос: «Извините, это правда, что вы написали “Бухенвальдский набат”?» Услышав «да», люди заметно терялись: непривычно, необычно, странно... Потом благодарили, по обыкновению.

...Как-то раз мы куда-то спешили - Александр Владимирович решил (кстати, чего никогда не делал) воспользоваться правом военного инвалида и что-то взять в магазине без очереди. Несколько человек у прилавка недовольно заворчали. И вдруг громкий окрик: «Замолчите! Как вам не стыдно! Мы должны гордиться, что такой человек живет среди нас!»

Только журнал «Крокодил» отметил семидесятилетие поэта, да некоторые жители Южного Измайлова. В автобусе, в котором мы ездили, просто на улице. Это были розы, но с острыми шипами... И наносили невидимые миру раны. «Ату его... Ату!» Ничем иным не могу завершить повествование о битвах за крышу над головой. Присоединяю «цветок» к букету.

«Моя милиция меня бережет...» О том, как оберегали и защищали компартийные верха своих опричников, что означало благоволение власти, могли бы красочно и захватывающе интересно расписать такие столпы советской литературы, как Н. Грибачев, А. Софронов и... и не одна сотня им в большей или меньшей степени подобных.

А как выглядела незащищенность, отсутствие партийного зонтика? Вот так. Возвратившись однажды вечером домой, мы обнаружили в почтовом ящике повестку на мое имя. Со всей коммунистически-милицейской наглостью повестка требовала моей срочной явки... в районный отдел внутренних дел. Я точно так же удивилась бы, если бы мне приказали срочно явиться, ну, не знаю куда - в лунный кратер, что ли. Но тут шуткой и не пахло: милицейская бумага содержала угрозу. На ней, напечатанной типографским способом, никто и не подумал зачеркнуть слова о том, что в случае неявки добровольной меня доставят в отдел внутренних дел под конвоем, т.е. принудительно. Краше не скажешь. И было это в 1978 году, известном тюремными порядками.

Соболев, конечно, сразу же взорвался по поводу и хамского тона, и самого «приглашения». Он позвонил в отдел внутренних дел и спросил, что за интерес у милиции к его жене, жене человека известного...

Там не грубили, очень попросили... Словом, мы поехали, все-таки мы были советскими людьми, в большей степени я, наученная и намученная конфликтами.

Толстомордый тип лет двадцати пяти сунул мне на подпись какую-то бумагу. В чем дело? Оказывается, ему срочно потребовалось закрыть расследование. По какому поводу? При чем здесь я?

И вот что выяснилось: причиной расследования послужила моя 60-рублевая пенсия, только что назначенная мне по заработку последних пяти лет. Помните, как после еврейского погрома в Московском радиокомитете мне никуда не давали устроиться, меня всюду опережал компрометирующий клеветнический звонок. Но надо было выработать требуемый по закону стаж для получения пенсии, и я, как мне казалось тайком, устроилась в отраслевой институт младшим научным сотрудником отдела информации. Оклад - 115 рублей. Столько стоил м.н.с. в 1968 г.

И вот наступил полагающийся срок, и я стала пенсионеркой. Бдительные «друзья» Ал. Соболева, которые с него влюбленных глаз не спускали, мгновенно смекнули: вот он - отличный повод облить грязью поэта и потрепать ему нервы. Не успела папка с моим «юным» пенсионным делом занять свое место в первомайском райсобесе, как в БХСС городского управления МВД поступил «сигнал». Он сообщал: жена Соболева ни одного дня нигде не работала, пенсия ей оформлена из... гонораров мужа, поэта, автора широко исполняемого произведения... Бред пьяного шизофреника! Я и по сей день не представляю себе механику такого «оформления». Но те, кто «сигналили», или имели личный опыт в подобных махинациях, или покоряли государственно заинтересованным тоном, грамотно, убедительно, патриотично!.. Не без расчета на недалекого пугливого милиционера.

Итак, была поднята тревога по факту подлога, совершенного не кем иным, как автором знаменитейшей песни. Однако... евреем! А евреи известно... Схватить мошенника за руку, вывести его на чистую воду возжелали советские стражи порядка, игнорируя при этом возможность заурядной клеветы. Перед ними был жид!.. Лови!..

Проверяли, рылись в райсобесе, ездили в институт, где я работала и где находилась копия моей трудовой книжки. Дело не состоялось. Хотя его завели! И чтобы закрыть ими же сочиненное хамство, послали повестку с угрозой!