В опасности

Даже если детективы и читали протокол расследования, Мартин подозрений не вызывает. Он ни в чем не обвиняет Луизу, не выглядит ущемленным или оскорбленным. Или выглядит, но не из-за нее. Он говорит, что производитель оборудования должен нести ответственность, чтобы другим не пришлось пережить то, что пережил он. Коронер советует ему обратиться к адвокату для возмещения ущерба.

Протокол является общедоступным документом, как и протокол судебного заседания, но его наверняка бы подредактировали, если бы управление коронера передавало его кому-то из общественности вместо того, чтобы вернуть обратно в больницу. Как и историю болезни Каллума и контактную информацию о его родственниках.

– Мне нужна ваша помощь, – говорю я. В кафе на заправке пусто, и Луиза смотрит на меня, держа в руке кухонное полотенце. – Меня зовут Нора Лоренс.

– Я знаю, кто вы, – отвечает Луиза.

Все это время мне казалось, что это я за ней слежу, а не наоборот.

– Вы рассказывали Рэйчел, как вы получили свои травмы?

– Да.

Она смотрит на меня испытывающим, холодным взглядом.

– Рэйчел сорвала фиксатор на капельнице.

– Я знаю, – произносит Луиза.

Сначала мы едем в Сайренсестер, где находится семейное поместье Марты. Длинная посыпанная гравием дорожка, тополиная аллея. Луиза ждет в машине. Дверь открывает мать Марты и, увидев меня, прижимает ладонь ко рту.

– Здравствуйте, Лили. А Марта здесь?

– Нет, дорогая, ее здесь нет.

– Ой, мы, наверное, договорились с ней встретиться в Лондоне. Можно мне в туалет сбегать?

Мать Марты направляется в кухню, чтобы, как я полагаю, позвонить дочери. Шкафчик внизу, и он не заперт. Я помню, как Марта пожала плечами. Детей же в доме нет.

Уходя, я прощаюсь с Лили. На пороге она берет меня за плечи и целует. Я возвращаюсь в машину и пристраиваю сумочку между сиденьем и дверью. Луиза глядит на нее, но ни о чем не спрашивает.

Дом шестьдесят по Рутланд-стрит, Сток-он-Трент.

Я звоню по второму телефонному номеру и спрашиваю Мартина.

– Его здесь нет, – отвечает молодой человек. – И не будет до четырех.

– Спасибо. Напомните, пожалуйста, ваш адрес.

– Дом пять-тридцать по Ватерлоо-роуд.

Это лакокрасочный магазин в Стоке, за углом его дома.

Мы едем на север по трассе М5. Луиза проверяет диктофон на своем телефоне, и мы слышим свои только что записанные голоса.

– Значит, все работает, – говорит она.

Проезжаем Бишопс-Клив. Проезжаем Реддитч. Места незнакомые. По-моему, это хорошо. Похоже, я впала бы в ступор от их странного вида, если бы ехала привычной дорогой.

Шоссе ведущее к Стоку, широкое и почти пустое, но я еду так, словно под дождем пробираюсь по центру Лондона. Изучаю каждый указатель, как будто только что пропустила поворот, и сердце у меня колотится, когда далеко впереди показывается машина.

– Каллун сказал, что, если я уеду, он меня убьет, – говорит Луиза. – Я ни о чем Рэйчел не просила, но рассказала ей об угрозе.

Как я узнала из некролога Каллума, они выросли в Стоке. У них была сестра, Кирсти, но в некрологе не говорилось, что с ней стало. Выходит, они все такие? Можно ли научиться тому, что они сделали с Рэйчел и с Луизой? Если папаша их бил, то жаль, что не до смерти.

Проезжаем Бирмингем. Проезжаем Стаффорд. Нервозность исчезает и сменяется неотступным страхом. Мы обе молчим.

Луиза сперва с ним поговорит и запишет разговор. Запись не может фигурировать как доказательство в суде, но изложение Луизой того, что он ей скажет, – вполне. Ее и полиция сможет прослушать, и присяжных смогут поставить в известность о ее наличии. Мы паркуемся на Ватерлоо-роуд в квартале от лакокрасочного магазина.

– Ты уверена? – снова спрашиваю я спутницу.

– Я ему нравлюсь, – отвечает Луиза. – Мы никогда не говорили о том, что сделал Каллум. Ему нет резона меня подозревать.

– Ты не пошла на похороны, – припоминаю я.

– Ходила моя лучшая подруга. Она сказала Мартину, что я так сильно переживаю, что боюсь выйти из дома. – Я качаю головой, а она продолжает: – Знаю. Очень умно. – И вылезает из машины.

Я поднимаю капюшон. Мартин живет в одном из стоящих в ряд домов. Большинство домов пустует. На каких-то висят таблички риелторских агентств, на каких-то нет. Сзади дома выходят в проулок, и я иду по нему мимо низеньких сараев и гаражей. Сооружения разделены какими-то странными викторианскими стенками. Один из мусорных баков перевернут, и я переступаю через кучку хлама. Надеюсь, это его барахло, надеюсь, что местные ребятишки его ненавидят. Считаю дома до шестидесятого номера. Он ничем не отличается от других. Грязный кирпич, стеночки, сарай.

Недалеко отсюда магазинчик на углу. Я могла бы купить бумажные полотенца, бензин для зажигалок и спички. Это так очевидно, что я уже бы могла это сделать. Я представляю себе тяжелую емкость, пляшущую в руке, пока из нее выплескивается бензин. Он стекает мне на ноги. Чернит кирпич. Я представляю себе его запах. Представляю, как аккуратно вытираю руки, прежде чем поджечь бумажное полотенце.

Я вижу дом. Я вижу горящий дом, но я всего лишь окажу ему услугу, уничтожив все улики.