– Больше двадцати двух, двадцати трех лет я бы вам не дал.
Он коротко расспросил обо мне самом, потом перешел к обстановке в Скандинавии и попросил рассказать о реакции в Швеции на германское вторжение в соседние страны, о поведении социал-демократического руководства: смирятся шведские социал-демократы с нацистами, как смирились датские, или нет? Затем он поинтересовался, как отнеслись в Швеции к недавней статье в «Известиях» о позиции малых нейтральных стран в европейской войне.
Шведские газеты по-разному изложили статью «Известий» и сделали разные выводы. Прогерманские газеты, в частности «Стогкольмс тиднинген», увидели в ней отрицание за малыми странами права на нейтралитет, коль они не в состоянии обеспечить его собственными силами. Газета Торстена Крейгера откровенно намекала, что этот нейтралитет шведам удастся сохранить лишь «под покровительством» великой державы, только что блестяще показавшей свою военную силу, искусство предвидения и мастерство исполнения стратегического замысла. Проанглийским газетам показалось, что «Известия» осуждают «нейтралитет во имя нейтралитета». Они также прозрачно намекали, что хорош только нейтралитет, который «служит демократии», то есть интересам англо-французских союзников, хотя те и потерпели в Скандинавии сокрушительное поражение. Некоторые другие газеты проявили на этот раз больше объективности и независимости. Они поняли достаточно хорошо, что, несмотря на резкую критику англо-французского военного блока, еще раз попытавшегося втянуть Скандинавию в войну на своей стороне, «Известия», а следовательно, и Москва против расширения европейской войны, против вовлечения в нее новых стран и народов.
– А что вы сами думаете о статье? – спросил нарком, выслушав мое описание позиции, занятой разными направлениями шведской печати.
– Я считаю, что статья в общем правильная.
– Только «в общем»? Почему?
– Думаю, надо было яснее и четче сказать, что мы – против любого расширения войны и что мы – за сохранение скандинавскими странами, особенно Швецией, нейтралитета. Это лишило бы противников нейтралитета в Швеции возможности толковать статью «Известий» как им хочется.
Нарком сверкнул на меня стеклышками пенсне и сухо заметил:
– Как бы мы ни написали, они все равно истолковали бы статью, как им хочется. Это дело не неясности нашей статьи, а их политических интересов. Да и не все и не всегда надо говорить в дипломатии четко и ясно. (Навестив несколько позже иностранный отдел «Известий», я узнал, что статью написал сам нарком и что ее читали и одобрили «на самом верху».)
После короткого перерыва в разговоре – помощник шепнул что-то на ухо наркому, и он быстро вышел в соседнюю комнату, чтобы поговорить по телефону без постороннего слушателя, – В.М. Молотов спросил меня, насколько хорошо информирована шведская печать и как широко и быстро освещает она международные события и особенно обстановку в Англии, Франции и США, а также в Германии и других европейских странах. Я рассказал, что богатые и тесно связанные с еще более богатыми промышленными компаниями и банками шведские газеты располагают сетью квалифицированных и хорошо осведомленных корреспондентов в Лондоне, Париже, Берлине и Нью-Йорке, что их информация разнообразна, хотя часто необъективна, и что, следя за их сообщениями и статьями, нетрудно создать, может быть, не всегда глубокую, но достаточно широкую картину того, что происходит в этих странах.
– А каковы позиции Шведского телеграфного агентства?
Я сказал, что, по моему мнению, позиции ТТ слабее, чем совокупные позиции шведских газет. Директор Рейтерсверд не раз жаловался мне на недостаток средств: газеты, создавшие когда-то на паях телеграфное агентство, ныне не очень заботятся о том, чтобы оно шире развертывало свою деятельность, а желание директора служить правительству, политику которого он одобрял и поддерживал, настроило против него издателей и редакторов как проанглийских, так и прогерманских газет.
– Говорят, что у вас хорошие отношения с руководителем Шведского телеграфного агентства?
Я подтвердил, что у ТАСС хорошие деловые отношения с ТТ и что мне удалось установить личные связи как с Рейтерсвердом, так и с заведующим иностранным отделом Мальгреном: оба старались помочь мне чем могли.
Нарком задал еще несколько вопросов и отпустил меня, предупредив, чтобы я не покидал пока Москвы: по всей вероятности, мне придется прийти сюда еще раз после праздника.
Встреча состоялась почти в канун Первомая, и я полагал, что несколько дней могу быть свободным. Однако Я.С. Хавинсон, выслушав мой рассказ о разговоре в Наркоминделе, дал мне лишь один «вольный день» – 1 Мая. По своему опыту он знал, что В.М. Молотов вызывал работников и в праздничные дни, поэтому хотел, чтобы со 2 мая я не отлучался из «Новомосковской» и был готов к повторному вызову.