В осколках тумана

— Мама, мы не успели ничего приготовить. — Алекс хватает меня за руку, словно начался шторм. — Мы хотели развести костер и пожарить сосиски.

— Так что ж ты делал, скажи на милость?!

Запрыгиваю на катер, заглядываю в каждую щель и возвращаюсь обратно.

— Что ты делал? — ору я, приближая к нему лицо.

Запах пива.

— Я ходил за едой. В деревню. — Марри опускает голову. — Сейчас не время выяснять, кто виноват. Я продолжу искать, пока полиция не приехала. А ты оставайся с Алексом на лодке — вдруг она вернется. И зови ее. Погромче. Она не могла далеко уйти. Наверное, спряталась, потому что боится, что ее отругают.

Я с отвращением смотрю на него.

— Наша дочь глухая, Марри. Ты что, забыл? — И отворачиваюсь, не в силах видеть этого человека.

Беспомощно взмахнув рукой, Марри направляется вдоль реки. На какие-то секунды изумление во мне даже перевешивает ужас.

Когда Флоре исполнилось пятнадцать месяцев и выяснилось, что она глухая, ей поставили слуховой аппарат. Приборчик был крошечный, и я не понимала, как он поможет ей услышать наш большой, шумный мир. Да и сама Флора была такой крошечной, что я сомневалась в том, что хочу, чтобы она его слышала.

Первый аппарат дочь сорвала с уха и уронила в лужу. Мы гуляли после грозы — Флора в прогулочной коляске, Алекс семенил рядом. Она весь день капризничала, раздраженно хныкала, словно с ней было что-то не так. В последний раз она так вела себя, когда у нее резались зубы.

Слуховой аппарат поставили ей накануне, и до меня не дошло, что на малышку вдруг обрушилось нечто огромное, непонятное и агрессивное. Раскаты грома Флора услышала задолго до того, как их уловили мы. Каждая проезжающая машина для нее была словно землетрясение. Птицы не щебетали, а орали, ветер надсадно завывал, другие дети устраивали какофонию. Из идеального тихого мира малышку швырнули в мир диких звуков. Все равно что забросили на другую планету.

За два года Флора сломала три слуховых аппарата. И тогда я объявила врачам, что она не будет их носить.

— Джу… — начал было Марри, но я не дала ему договорить.

— Ты бы хотел внезапно оглохнуть?

— Нет, но…

— А почему ты думаешь, что Флора хочет, чтобы ее сделали слышащей?

Наша дочь уже выучила несколько основных жестов. Я усиленно занималась на курсах. И у нас был Алекс, он всегда знал, что нужно его сестре, даже если она ничего не показывала.

— Пусть будет такой, какая есть, Марри. Она ненавидит слуховой аппарат. Мне кажется, она… — Я попыталась объяснить: — Мне кажется, с ним она слышит слишком много. Настоящий мир причиняет ей боль.

Марри задумался над моими словами. В тот вечер он внимательно наблюдал за дочерью, за тем, как она играет, оставляя по дому длинный след игрушек, общается с Алексом, сияет от радости, увидев соседку с ребенком, которая пришла к нам в гости. Флора плескалась в ванне и отказывалась ложиться спать без книжки с картинками. Она обняла нас обоих, притворилась, будто спит, а через десять минут спустилась вниз, чтобы попросить молока. Обычный трехлетний ребенок.

— Ты, конечно, права, — сказал Марри, прижимая меня к себе. Я погасила свет в комнате Флоры. Но и в темноте мы увидели, как она показала, что любит нас, и эти непроговоренные слова прозвучали четко и громко. — Не надо аппарата.

Так мы поняли разницу между языком и речью. Если тебе важно, чтобы люди услышали то, что ты хочешь сказать, необязательно говорить это вслух. Флора научила нас тому, что действия громче слов.

К прибытию полиции я дрожала не переставая. В моем теле не было ничего, кроме ледяного ужаса.

— Расскажите, что случилось, миссис Фрэнч, и как можно быстрее, — попросил констебль.

Марри, увидев маячок полицейской машины, примчался обратно.

— А где Эд? Где инспектор Хэллит? — спрашиваю я. Констебль слишком молод, чтобы заниматься таким важным делом. — Я хочу, чтобы Флору искал Эд. Он мой родственник.

Но констебль Клаф оставляет мои слова без внимания.

— Сейчас главное — скорость.

Марри едва может говорить:

— Я… я пошел в деревню. Хотел купить сосисок для Алекса, чтобы поджарить их на костре. Дети остались на лодке. Я запретил им покидать катер. Алексу наказал присматривать за сестрой. — Марри бросает на меня быстрый взгляд. — Когда я вернулся, Алекс собирал хворост на берегу. Хотя я велел ему сидеть в каюте, он решил развести костер. Мы вместе поднялись на катер и увидели, что Флора пропала.

— Марри, какой же ты идиот…

Констебль предупреждающе поднимает руку.

— Как долго вы отсутствовали и как далеко от лодки находился мальчик?

Марри медлит.

— Меня не было не больше двух часов, с шести до восьми. Алекс находился в пятидесяти футах или около того. Вон там. — И переходит на крик: — Разве вы не должны ее искать? Почему вы не привели собак? Где вертолет? Прожекторы?! Пожалуйста… сделайте что-нибудь. — Он почти воет. — Алекс, почему ты не остался в лодке со своей сестрой?

— Хватит, Марри! — говорю я. Он не имеет права обвинять сына.

— Папа, тебя так долго не было! Мне стало скучно. Флора рисовала. Я хотел сделать тебе сюрприз, чтобы мы сразу могли разжечь костер.

Я закрываю лицо руками.