В особо охраняемой зоне. Дневник солдата ставки Гитлера. 1939–1945

Правда, мы все еще получали из управления тыла многостраничные проекты приказов для проверки, чтобы соблюсти разграничения компетенций в случае переноса боевых действий на территорию рейха. В них говорилось о том, кто, когда и что именно должен был делать, что входило в функции генерального штаба при главнокомандующем сухопутными войсками, а что в компетенцию гауляйтера, и что именно поручалось комиссаром обороны рейха командующему тыловым армейским районом.

«Он» знал, что ответственный начальник еще не представил на утверждение фюреру эти приказы, заставляя их постоянно переписывать, чтобы, как говорится, «комар носа не подточил».

Его сослуживцы уже устали читать про все эти «перехваты», «прочесывания», «команды фельдъегерей», «принятия решительных мер», «восстановления положений» и «военные суды». К тому же у них в проработке была еще куча разных строжайших приказов. Правда, они были направлены по большей части против нас самих. А вот о новом оружии более ничего вразумительного не говорилось.

В лучшем случае поступало донесение о проведенном совещании в управлении начальника артиллерии за номером таким-то и о посещении полигона, где, однако, не было произведено ни единого выстрела, поскольку неполадки в немногих наличествовавших испытательных образцах оказались не устраненными, пока инспектор и господа из его штаба занимали соответствующие позиции. После этого появлялись грозные длинные приказы, в которых отдельные пункты обозначались римскими и арабскими цифрами, но оставлялись лазейки для виновных в срыве испытаний.

Конечно, изделие FZG-76[68] уже летало, и пропаганда об этом все уши прожужжала, но на самом деле оно являлось лишь промежуточным звеном того, к чему наши военные стремились. Главное же изделие продолжало преждевременно взрываться в воздухе.

Поезд, в котором мы ехали, так же, как и год назад, рассекал воздух, только платформа с зенитной артиллерией приобрела более обтекаемую форму. А вот на лица людей, стоявших на платформах, лучше было вообще не смотреть, и «он» опустил светомаскировку. К счастью, они совсем не догадывались, что на самом деле представлял собой этот поезд.

Сегодня после обеда, когда поезд остановился не то в Лейпциге, не то в Галле или где-то еще на пути своего загадочного следования, о конечной станции которого можно было только гадать, телеграф подключили, и все пошло по строго установленному порядку.

«Он» сидел за пишущей машинкой и даже не глядел в окно. Однако его так и подмывало коротко взглянуть стоящим на перроне людям в лицо, пожать плечами, по возможности постучать пальцем по лбу и сказать:

– Можете сами убедиться, господа. Здесь внутри больше ничего нет.

Тем не менее «он» на такое не решился, а когда поднял светомаскировку, момент был упущен. При этом «он» почему-то решил, что стоявшие на вокзале люди знали гораздо больше его о складывавшейся обстановке на фронте, о результатах последних воздушных налетов и о том, насколько далеко продвинулись вглубь территории рейха русские.

«В любом случае от нас они большего все равно не узнают», – принялся размышлять «он». Донесения сюда всегда запаздывают, причем с каждым днем все больше. И если даже мы сегодня ночью прибудем в Герлиц, то это будет уже не важно. Опоздание нам все равно ликвидировать не удастся. Мы не нагоним его и в том случае, если в каждом окружном городе станем выяснять, что на фронте происходит на самом деле, приказывая срочно строить оборонительные сооружения силами населения.

Мы напоминаем пожарную команду, слишком поздно получившую оповещение о пожаре и стремящуюся к отдельным его очагам, уточняя обстановку по ходу следования у местных ответственных лиц и ругая их. Но помочь мы им не в состоянии. Затем устремляемся к новому пожару.

Там нас встречает главное ответственное лицо с начальником штаба. Происходит быстрая замена по высочайшему приказу, и мы устремляемся дальше. Все дальше и все быстрее. Изометрический вагон выходит из строя, за ним и вагон связи. И нам приходится работать только с помощью ранцевой радиостанции, меняя частоты при передаче приказов.

От такой бешеной нагрузки у Булли перехватило дыхание, а пес Путци вывихнул лапу. Полковник же трудится под кислородной маской. При этом от набегающего встречного ветра у Мими порвался фартук. Вамбке напечатал примечания к донесению на железнодорожном расписании, а советник по делам железных дорог запутался в нашем местонахождении.

Однако, что должен означать этот бесконечный туннель с раскачивающимися зелеными лампами? Сколько паровозов нас тащит? Одного вполне бы хватило. И акустика в этом туннеле довольно странная. В нем далеко разносится немецкий гимн или что-то на него похожее, который кто-то играет на губной гармошке…

На этом записи в дневнике прерываются.