В особом эшелоне

— После поражения на Курской дуге, под Белгородом и Харьковом, — продолжал замполит, — немцы откатились за Днепр. Они считают, что на правом берегу у них создана неприступная оборона. Рубеж по Днепру гитлеровцы хвастливо называют «восточным валом» и возлагают на него большие надежды. Они рассчитывают под прикрытием водной преграды отсидеться здесь до весны и собраться с новыми силами. Но не для того пришла сюда Красная Армия. Украина ждет своего полного освобождения. И мы освободим ее. Ясно, что на этом участке борьба за Днепр будет борьбой и за Киев. Для нас это почетная боевая задача. В нашем полку немало киевлян, например: Барабаш, Баран, Юшкевич. А украинцев — почти половина состава. Я сам учился и работал в Киеве. Здесь и встретил войну. Что мне вспоминается сейчас?

Цетенко сделал небольшую паузу и, задумчиво опустив голову, прошелся туда и обратно.

— Вспоминается, о чем мы думали, встречая сорок третий год под Сталинградом. Помните, товарищи? Метель… Заснеженные окопы… Обложенная, как волчья стая, армия Паулюса… А мы думаем: «Нет, не скоро, должно быть, доберемся до Киева, не скоро. Даль-то какая!» А вот сегодня, когда еще не кончился сорок третий год, мы уже стоим у стен Киева. И пусть дрожат гитлеровцы! Возмездие настигнет их и здесь!

Замполит обвел всех собравшихся внимательным взглядом и продолжал:

— Что сейчас требуется от нас? Строжайшая дисциплина, бдительность, организованность, точное выполнение своей задачи. Прежде всего, это надо проявить уже на марше, который нам предстоит. Ни одна машина не должна остановиться по неисправности. Если такое случится — выводы будем делать самые серьезные. Выйти в назначенный район в образцовом порядке — первый и важнейший экзамен для каждого экипажа. А сейчас все — к своим машинам! И еще раз провести контрольный осмотр. Чтобы в движении — никакой задержки!

Экипажи разошлись и снова принялись хлопотать вокруг танков.

А когда работа была завершена и заместители командиров рот, проверив каждую машину, убедились в полной готовности материальной части, подоспело время ужина. Покончив с содержимым котелков и вдоволь напившись чаю, танкисты собрались группками покурить, побеседовать.

Заряжающий, плечистый белокурый сержант Фетисов, взял свою гитару, которую хранил в ремонтной летучке и, усевшись возле танка, тихонько тронул струны. Еще на формировании и в эшелоне он полюбился ребятам своими песнями, то грустными, то веселыми, но всегда душевными, берущими за сердце.

Вот и сейчас, едва заслышав гитару, к Фетисову потянулись со всех сторон танкисты.

— Ну-ка, Миша, сыграй «Еду в танковый полк», — просили они.

Сержант запел тихо, размеренно:

Вечер, поезд, дальний перрон.
Песня, луна и прощанье.
Дай мне руку, Еду на фронт
И говорю: — До свиданья!
Еду, еду в танковый полк
С честью свой выполнить долг!

— Прямо-таки про нас песня, — заметил кто-то из солдат.

А дальше шел припев, раздумчивый и одновременно полный глубокого патриотического чувства:

Пусть нас огонь испытает,
Грозный мы выдержим срок.
Кто Родину любит, тот знает
Только одну из дорог.

Чтобы не стеснять своим присутствием поющих, офицеры вместе с Цетенко уселись в сторонке, слушая слова и мелодию так полюбившейся танкистам песни. Я задавал себе вопрос: откуда эта песня? Почему раньше никогда и нигде я ее не слышал? Может быть, Фетисов сам сочинил? Вряд ли. Во всяком случае, песня хоть и незнакомая, но хорошая. «Молодец, Фетисов! — мысленно похвалил его. — Твоя песня здорово пригодится нашим хлопцам в паузах между боями».

В круговороте войны мне так и не удалось найти авторов этой песни. С годами подзабыл слова, но мелодию помнил хорошо. А хотелось, чтобы песня жила. Был уверен: ее помнили фронтовики. И вот, много лет спустя после войны, я написал текст песни уже в своей редакции. И в феврале 1982 года даже спел по украинскому республиканскому радио. Пришло много откликов, и подтвердилось, что многие до сих пор помнят эту популярную в годы войны танкистскую песню и очень жалеют, что она незаслуженно забыта. А совсем недавно мне удалось установить, что музыку к этой песне написал композитор Борис Фомин.

Позволю себе привести здесь дальнейший текст в собственной редакции: