Читаем В особом эшелоне полностью

Даже на госпитальной койке Павел Михайлович ни на минуту не переставал думать о своих «катках»: уточнял расчеты, прикидывал варианты изменения конфигурации нажимов, добивался через своих товарищей по академии, приходивших его навещать, решения вопроса об изготовлении тралов в нужном количестве.

Обо всем этом конструктор и поведал нам с Петренко в доверительных разговорах. Узнав историю его изобретения, мы прониклись еще большим уважением к этому умному, настойчивому и деятельному человеку. Забегая вперед, отмечу, что в течение всех послевоенных лет, где бы я ни находился, всегда поддерживал и поддерживаю самые тесные контакты с Павлом Михайловичем.


…Полуторка продолжала свой тряский путь. Справа и слева от шоссе время от времени проносились перелески.

— А редковато здесь, — кивнул Петренко в сторону очередного небольшого перелеска. — Вот у нас на Сумщине — если лес, так уж лес.

— Слыхал, слыхал. Говорят, у вас там и медведи водятся, — заметил я на полном серьезе.

Петренко чуть скосил на меня глаза, как бы проверяя: есть тут подвох? Он знал, что кое-кто из офицеров любил над ним подшутить. Каюсь, грешил иногда этим и я. Виной тому было, видимо, простодушие Ивана. И хотя его черные глаза обычно горели каким-то хитроватым огоньком, это никого не вводило в заблуждение. Все знали, что человек он бесхитростный. Но самой характерной чертой Петренко была невозмутимость. Он очень редко выходил из состояния равновесия и в любой сложной обстановке сохранял спокойствие. В то время Ивану было двадцать лет, но выглядел он моложе и был очень застенчив. Петренко считал, что ему неудобно командовать старшими по возрасту танкистами, и поэтому после Сталинграда попросил Лукина освободить его от командования взводом и назначить командиром машины. Однако Лукин отказал ему и оставил на должности взводного.

— Ну, медведи — не медведи, — отозвался он, растягивая слова, — а вот лоси, дикие кабаны, косули — это точно. Рядом с моим родным поселком Низы, знаешь, какой громадный да густой лес? Он Низовским и называется. По воскресеньям мы с друзьями ходили в лесничество. Своими глазами видали там и лосей, и диких кабанов, и диких коз.

— Может, пригласишь после войны на охоту?

— А чого ж, давай. Побачиш все сам.

Этот полушуточный разговор, как это не удивительно, имел свое послевоенное продолжение. В начале восьмидесятых годов мне не раз доводилось встречаться с Иваном Гавриловичем Петренко в Низах. Приходилось бывать и в Низовском лесу, хотя мы там и не занимались охотой. Удивительно сложилась судьба Ивана Гавриловича: трижды раненый, много раз бывавший на волосок от смерти, он все же уцелел и возвратился в родные края. Да еще привез с собой из полка славную девушку санитарку Лиду Рыбалко, с которой и соединил свою жизнь.

А в то военное июльское утро, когда мы мчались на машине из Москвы к расположению своей части, Петренко, помолчав, задумчиво произнес:

— Когда теперь увижу свои места? Как ты думаешь, попадем мы на тот участок фронта, на сумской? А?

— Попадем, Иван, непременно попадем! — хлопнул я его по плечу. — Будем освобождать Украину. Помяни мое слово.

Петренко надолго замолчал. Должно быть, думал о своей матери, находившейся в оккупации… Потом его мысли, очевидно, вернулись к сегодняшнему дню, к последним событиям в полку.

— Чуешь, — толкнул он меня в бок. — Как тебе наши новые дела?

— О чем это ты? — вяло отзываюсь я, утомленный долгой тряской в машине.

— Ну… ты уже свыкся?

— В основном. А ты?

— По правде, не совсем. Незвычно все.

Когда Иван бывал взволнован, у него нередко проскакивали украинские слова.

— Чудишь ты, брат, — оживился я. Меня тоже волновали перемены в нашем полку. — Чего же здесь осваиваться? Все очень просто: теперь мы с тобой служим не в танковом, а в инженерно-танковом полку. Он как бы совмещает в себе два рода войск. Понимаешь? Я где-то читал, что новые открытия и изобретения чаще всего бывают на стыке двух наук. Вот и мы — на стыке двух родов войск.

— Э-э, дывлюсь, тебе перестроиться — раз плюнуть, — недоверчиво покосился черным глазом Иван.

— Нет, Иван, это не совсем так. Ты лучше скажи, все ли у тебя подготовлено?

Сразу поняв, о чем идет речь, Петренко ответил:

— К показу? Вроде да, все в порядке.

— Ты учти, очень важно, чтоб все было без задоринки. Надо, чтоб все наши экипажи, глядя на твою работу, почувствовали уверенность, что смогут действовать не хуже. А ты должен дать им эту уверенность с самого начала.

Говоря это, я думал вот о чем. По мнению Мугалева, тральщики, кроме выполнения своей главной роли — уничтожения мин и устройства проходов, должны были укреплять и поддерживать высокий моральный уровень воинов, идущих первыми на прорыв через минные поля. Напоминаю об этом Ивану.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное