Даже на госпитальной койке Павел Михайлович ни на минуту не переставал думать о своих «катках»: уточнял расчеты, прикидывал варианты изменения конфигурации нажимов, добивался через своих товарищей по академии, приходивших его навещать, решения вопроса об изготовлении тралов в нужном количестве.
Обо всем этом конструктор и поведал нам с Петренко в доверительных разговорах. Узнав историю его изобретения, мы прониклись еще большим уважением к этому умному, настойчивому и деятельному человеку. Забегая вперед, отмечу, что в течение всех послевоенных лет, где бы я ни находился, всегда поддерживал и поддерживаю самые тесные контакты с Павлом Михайловичем.
…Полуторка продолжала свой тряский путь. Справа и слева от шоссе время от времени проносились перелески.
— А редковато здесь, — кивнул Петренко в сторону очередного небольшого перелеска. — Вот у нас на Сумщине — если лес, так уж лес.
— Слыхал, слыхал. Говорят, у вас там и медведи водятся, — заметил я на полном серьезе.
Петренко чуть скосил на меня глаза, как бы проверяя: есть тут подвох? Он знал, что кое-кто из офицеров любил над ним подшутить. Каюсь, грешил иногда этим и я. Виной тому было, видимо, простодушие Ивана. И хотя его черные глаза обычно горели каким-то хитроватым огоньком, это никого не вводило в заблуждение. Все знали, что человек он бесхитростный. Но самой характерной чертой Петренко была невозмутимость. Он очень редко выходил из состояния равновесия и в любой сложной обстановке сохранял спокойствие. В то время Ивану было двадцать лет, но выглядел он моложе и был очень застенчив. Петренко считал, что ему неудобно командовать старшими по возрасту танкистами, и поэтому после Сталинграда попросил Лукина освободить его от командования взводом и назначить командиром машины. Однако Лукин отказал ему и оставил на должности взводного.
— Ну, медведи — не медведи, — отозвался он, растягивая слова, — а вот лоси, дикие кабаны, косули — это точно. Рядом с моим родным поселком Низы, знаешь, какой громадный да густой лес? Он Низовским и называется. По воскресеньям мы с друзьями ходили в лесничество. Своими глазами видали там и лосей, и диких кабанов, и диких коз.
— Может, пригласишь после войны на охоту?
— А чого ж, давай. Побачиш все сам.
Этот полушуточный разговор, как это не удивительно, имел свое послевоенное продолжение. В начале восьмидесятых годов мне не раз доводилось встречаться с Иваном Гавриловичем Петренко в Низах. Приходилось бывать и в Низовском лесу, хотя мы там и не занимались охотой. Удивительно сложилась судьба Ивана Гавриловича: трижды раненый, много раз бывавший на волосок от смерти, он все же уцелел и возвратился в родные края. Да еще привез с собой из полка славную девушку санитарку Лиду Рыбалко, с которой и соединил свою жизнь.
А в то военное июльское утро, когда мы мчались на машине из Москвы к расположению своей части, Петренко, помолчав, задумчиво произнес:
— Когда теперь увижу свои места? Как ты думаешь, попадем мы на тот участок фронта, на сумской? А?
— Попадем, Иван, непременно попадем! — хлопнул я его по плечу. — Будем освобождать Украину. Помяни мое слово.
Петренко надолго замолчал. Должно быть, думал о своей матери, находившейся в оккупации… Потом его мысли, очевидно, вернулись к сегодняшнему дню, к последним событиям в полку.
— Чуешь, — толкнул он меня в бок. — Как тебе наши новые дела?
— О чем это ты? — вяло отзываюсь я, утомленный долгой тряской в машине.
— Ну… ты уже свыкся?
— В основном. А ты?
— По правде, не совсем. Незвычно все.
Когда Иван бывал взволнован, у него нередко проскакивали украинские слова.
— Чудишь ты, брат, — оживился я. Меня тоже волновали перемены в нашем полку. — Чего же здесь осваиваться? Все очень просто: теперь мы с тобой служим не в танковом, а в инженерно-танковом полку. Он как бы совмещает в себе два рода войск. Понимаешь? Я где-то читал, что новые открытия и изобретения чаще всего бывают на стыке двух наук. Вот и мы — на стыке двух родов войск.
— Э-э, дывлюсь, тебе перестроиться — раз плюнуть, — недоверчиво покосился черным глазом Иван.
— Нет, Иван, это не совсем так. Ты лучше скажи, все ли у тебя подготовлено?
Сразу поняв, о чем идет речь, Петренко ответил:
— К показу? Вроде да, все в порядке.
— Ты учти, очень важно, чтоб все было без задоринки. Надо, чтоб все наши экипажи, глядя на твою работу, почувствовали уверенность, что смогут действовать не хуже. А ты должен дать им эту уверенность с самого начала.
Говоря это, я думал вот о чем. По мнению Мугалева, тральщики, кроме выполнения своей главной роли — уничтожения мин и устройства проходов, должны были укреплять и поддерживать высокий моральный уровень воинов, идущих первыми на прорыв через минные поля. Напоминаю об этом Ивану.