В особом эшелоне

Казалось, каждому теперь было ясно, что наступил конец и дальнейшее сопротивление — преступно, ведет к излишнему кровопролитию. Однако тупое повиновение приказам гитлеровских бонз и слепой фанатизм обреченных не знали границ. На домах белой краской по-русски было написано: «Берлин останется немецким!» Кто-то из наших добавил: «Правильно, но без фашистов!»

В бою за Кёпеник продвижению танков лейтенанта Лухтана мешало штурмовое орудие. Тогда офицер приказал группе автоматчиков обезвредить его. Воины незаметно подползли с тыла к находившемуся в укрытии вражескому расчету и огнем из автоматов и трофейного фаустпатрона вывели орудие из строя. Затем они проникли в один из домов и на третьем этаже уничтожили пулеметную точку и двух фаустников. Путь для движения штурмового отряда был открыт.

На рассвете следующего дня командир роты капитан Антипов приказал Лухтану и Гузенко действовать совместно.

— Так вот, орлы, — вызвав их, начал Антипов. — Ровно через 30 минут вы будете наступать вдоль Варшауштрассе. По правой стороне — взвод Гузенко, по левой — Лухтана. Идти, прижимаясь ближе к домам, и взаимно прикрывать друг друга огнем. В случае стрельбы из окон или подъездов — сразу бить туда осколочным. Из укрытий фашистов будут выкуривать наши автоматчики. Ясно?

— Ясно! — ответили командиры взводов.

— С каждым из вас будет по шесть саперов и по два ранцевых огнеметчика, — добавил я. — Они помогут в ликвидации засад.

Когда шли к своим танкам, Гузенко сказал:

— Ну и названия тут! Не разбери — поймешь. У нас ведь, скажем, улица — улица и есть. А тут — и штрассе, и аллее, и плац…

— Ничего, — отозвался Лухтан, — разберемся. Вот покончим с Гитлером и еще погуляем по этим плацам и штрассам. А пока надо эсэсовцев из нор выковыривать.

Кто тогда мог знать, что, пройдя всю войну, Гузенко погибнет вскоре после дня Победы во время разминирования бывшего рубежа обороны гитлеровцев под Франкфуртом-на-Одере? Неосмотрительный соскок с танка на заминированном участке — и конец…

Но тогда, в дни уличных боев в Берлине, «тридцатьчетверки» Гузенко и Лухтана, как и все боевые машины полка, упорно пробивались вперед и вперед, от дома к дому, от квартала к кварталу. Вокруг стояли грохот артиллерийско-минометной стрельбы, треск пулеметных и автоматных очередей. Многие дома горели, стены рушились.

В поле и в лесу линия фронта обозначается высотами, оврагами, рощицами. Здесь же, в городе, нет никакой видимой линии фронта. Здесь каждое здание — крепость. Очаг сопротивления врага, его огневая точка могли встретиться внезапно, в любой момент. Командир штурмового отряда видел лишь дом, который во что бы то ни стало должен быть взят, боец — вражескую амбразуру, куда он не имеет права не добросить гранату, экипаж танка — перекресток, который надо проскочить, невзирая на огонь противотанковой пушки.

Всех в те дни объединяло только одно страстное и могучее желание — приблизить Победу.

Вот, наблюдая в прицел, Гузенко видит: идущий в головном дозоре танк лейтенанта Ильченко пытался с ходу пересечь перекресток улиц. Но затаившаяся где-то за углом слева вражеская противотанковая пушка подожгла машину. Миновав перекресток и прикрывшись стеной дома, экипаж принялся тушить пожар, но уже без командира: он погиб. Эта потеря вызвала у нас острую боль, перемешанную с яростью.

— Григорий, надо уничтожить пушку во что бы то ни стало! — приказывает ротный лейтенанту Гузенко.

— Раздавим подлюгу! — отзывается тот, останавливая свой танк в трех метрах от перекрестка. Он сразу прикинул: идти вперед нельзя. Головная машина уже поплатилась за это. Группа Лухтана тоже не могла помочь огнем: она ушла дальше. Для наших автоматчиков и саперов не было скрытых подступов, чтобы подобраться к вражескому расчету.

Гузенко опустился к сидению механика-водителя.

— Сергей! — приподнял он танкошлем на голове механика Шабаева, чтобы тот лучше слышал. — Надо обмануть этих гадов! Давай так: ты подтянешь машину к углу и сразу дашь обороты. В общем, газанешь с выключенным сцеплением. Пусть думают, что мы на полном ходу проскочить хотим. А им надо дать выстрелить с упреждением. Как только выстрелят — крути за угол и прямо на пушку. Команды не жди. Зарядить мы им не дадим — раздавим. Понял?

— Понял, товарищ командир, — улыбнулся Шабаев.

Едва Гузенко занял свое место, как заревел мотор танка. Через перекресток просвистел снаряд. «Тридцатьчетверка» тут же повернула за угол и на полном ходу двинулась на пушку. Лишь только Гузенко успел выпустить очередь из пулемета, как под левой гусеницей раздался скрежет металла, танк качнуло и… вражеской пушки больше не существовало.

Штурмовая группа двинулась дальше, а машину погибшего Ильченко взяли на свое попечение ремонтники полка.

На одной из улиц в районе Иоганнесталя под грудой камней был искусно замаскирован вражеский артиллерийский дот. Его огонь мешал продвижению танков обеих штурмовых групп. Узкие проходы среди развалин также прикрывались пулеметами и фаустниками.