В особом эшелоне

— Сергей, ты заметил, где находится дот? У правого или левого края развалин? — спросил Гузенко механика-водителя, пока танк стоял, прикрытый стеной полуразрушенного дома.

— Нет, не заметил, товарищ командир. Они ведь хитрят: выстрел сделают и — молчок.

— Вот и я не заметил. А может, рванем, а?

— Куда? На развалины? — удивился Сергей.

— Да нет! Мимо. Может, не зацепит, если на максимальной. А наши — хоп — и засекут. Ну как?

— Рискованно больно…

— Так ты же ас или кто? Дашь с места в карьер — и порядок!

— Попытка — не пытка. Командуйте. Жду.

Гузенко договорился с Лухтаном: всем наблюдать за развалинами. Как только ударит вражеское орудие — танковыми пушками разбить амбразуру с места, а потом саперам подорвать дот.

— Ну, Сережа, пора! — сказал Гузенко механику и, приняв доклад о готовности, скомандовал:

— Вперед! Жми на всю катушку!

Танк рванулся из своего укрытия и на полной скорости устремился вперед, оставляя за кормой черное облако газов.

И сразу же из амбразуры дота коротко сверкнул выстрел. Снаряд сорвал задний подкрылок и прошел мимо кормы танка. Теперь, находясь вне зоны обстрела, Гузенко дал несколько пулеметных очередей по фаустникам. Одновременно танковые пушки Лухтана ударили по амбразуре. Огонь вражеского дота был подавлен. В узкие проходы между развалинами бросились наши автоматчики и вмиг очистили их от фаустников. Смелый маневр Гузенко удался.

В последующие дни все роты 166-го отдельного инженерно-танкового полка, действуя в составе штурмовых отрядов и групп, продолжали вести упорные бои в районе Иоганнесталя, Силезского вокзала и Александерплаца.

…Утро 1 мая. Город в огне. На сером от пыли и пепла небе бледно-желтое пятно солнца зловеще проглядывает сквозь темные облака дыма, тускло освещая руины большого города. Канонада орудийных залпов, разрывы снарядов и мин сотрясают тяжелый влажный воздух. С каждым часом железное кольцо советских войск все сильнее и сильнее сжимает Берлин. Советские танки и пехота от Силезского вокзала пробиваются на Александерплац.

Танковые экипажи смотрят в оба: на каждом шагу их подстерегают фаустники. Они бьют из развалин, из амбразур и полуподвалов, с верхних этажей, с крыш и колоколен, даже из тех окон, откуда вывешиваются белые полотнища. Наши разведчики, автоматчики и саперы уничтожают их всюду, где только обнаруживают, расчищая путь танкам.

…Утро 2 мая. Тишина, ни единого выстрела. Спокойное пасмурное небо как будто на отдыхе. Склонившись над планом Берлина, мы с Лукиным уточняем положение своих танков, решаем, в какие роты нам идти. Вдруг вбежал командир взвода связи лейтенант Веденкин и радостно выдохнул: «Капитуляция! Они капитулировали!»

И хотя мы ждали этой вести, она все же оказалась неожиданной.

— Кто сообщил? — недоверчиво спросил Лукин.

— Штаб армии.

Все трое обнимаем друг друга, поздравляем с победой.

— Передайте командирам рот, — едва справляясь с волнением, приказал Николай Михайлович лейтенанту. — А я — к Воронову, — сказал он мне и тут же укатил на «виллисе» к командиру штурмовой бригады — нашему непосредственному начальнику.

Я проверил у связистов точность поступившего сообщения, и затем оно было передано всем подразделениям. После этого взглянул еще раз на план Берлина, на топографическую карту. Потом сложил карту и, прежде чем убрать ее в полевую сумку, не выдержал, изумился: «А ведь последняя!.. Даже не верится…»

— Ну, вот и все! — не у одного из нас со вздохом облегчения вырвалась в те минуты эта фраза. Она означала, что победно окончен невероятно тяжелый четырехлетний ратный труд советского воина.

Закономерный финал! Агрессор получил по заслугам.

В памяти сам собою всплывает 1941 год, то время, когда бронированные армии гитлеровцев вплотную подошли к Москве. Захлебываясь от восторга, корреспонденты берлинских газет писали в первых числах декабря того сурового года: «С помощью хорошего бинокля мы уже можем рассмотреть центральные районы советской столицы». Ровно через день после этого Советская Армия, начав свое первое контрнаступление, погнала фашистов на запад.

И вот мы в Берлине. Смотрим не в бинокль, а в упор на огромное здание рейхстага с замурованными окнами, закоптелыми стенами, разбитыми потолками. Второй раз пришли сюда русские люди наказывать высокомерие, надменность и алчность. В свое время немецкий король Фридрих тоже пытался проглотить Россию. Тогда русские казаки жестоко проучили короля и, выбив его из столицы, поили в Шпрее своих коней. А теперь по берегу Шпрее ходят советские танкисты, набирая в ведра воду для своих машин. Лица у всех почернели, осунулись от усталости. Может быть, еще никогда не были так тяжелы бои, как в дни штурма фашистской столицы. Здесь не только маневрировать — порой невозможно было просто развернуть машину на улицах с разрушенными зданиями и баррикадами из рельсов и камней. Здесь все дома и заграждения были напичканы фаустниками. Но наши штурмовые отряды и группы сумели смести все со своего пути.